Пётр Лаврентьев - Война и мир солдата Панкрата. Сказка-фарс

– Ах, как это было бы прекрасно! – вскрикивает. – Ведь у нас как раз сегодня вечером показ нового танка для иноземных послов запланирован! Вот Панкрат мог бы этот танк и в деле продемонстрировать! Представляете, какая сенсация: герой Джомолунгмы да ещё на новом секретном танке!

До того эта затея Гороху понравилась, что он даже обнял министра и по волосёнкам потрепал.

– Решено! – кричит. – Едем ко мне и баста!

Хоть танками мне рулить и не доводилось ни разу, но против государевой воли не вякнешь – сели мы в его карету и помчали в царский дворец. А думские бояре остались взаперти своим делом заниматься – ковригу хлеба жевать и гимн многоразово распевать.

Как только мы во дворец царский приехали, то не успели ещё из кареты выбраться, как к царю уже министры всякие бегут, будто тараканы на хлебную крошку. У одного курс падает, у другого бюджет трещит, у третьего статистика ухудшается. В общем, царь на разрыв.

– Ты уж прости, Панкрат, – говорит, – но сам видишь – ни минуты покоя мне не дают эти делопроизводители. Такое ощущение, что специально дела придумывают, лишь бы мне отдохнуть не дать. Давай-ка ты сам тут погуляй, освойся. Всем здешним говори, что находишься под моим личным покровительством и опекой, а ежели какое мурло обижать тебя начнёт или разговаривать высокомерно, то сразу в дыню бей – скажешь, что от меня ему привет. Лады?

– Лады, ваше царское величество, – отвечаю. – Вашим-то благословением с дынями я легко справлюсь.

Перекрестил меня батюшка и поскакал по многочисленным лестницам дворца в неизвестном трудовом направлении. А мы с Педро стоим, дворец разглядываем: стены из мрамора разрисованы всякими картинами историческими да разные золочёные рельефы на них понавешаны, потолки сплошь узорчатые, а на них люстры не абы какие китайские, а самое настоящее произведение искусств. Я кусочек краски от настенных изображений отколупнул, понюхал, полизал – ну мать ети! – даже краска у них какая-то дорогущая и качественная, а не такая, что я у себя на работе крал. В общем, сплошной парадиз.

Тут Педро в царской охране знакомых приметил и начал с ними всякие секретные темы языком трепать. А мне ведь не положено при разговоре секретных агентов присутствовать – за это по их секретным правилам можно и с жизнью распрощаться, – потому я потихоньку в сторону отошёл и побрёл по коридорам расположение дворца изучать и по возможности с придворными людьми знакомиться.

Вдруг вижу, что в одной из комнат какое-то приличное общество скучковалось: придворные барышни в полуобнажённых платьях духами пованивают, светские мужики с намытыми шеями и в наглаженных портках меж ними шныряют в реверансах. Дай, думаю, повращаюсь в таких высоких сферах – авось, научусь чему-нибудь приличному. Подошёл, прислонился к стенке около одной внешне приятной особы, у официанта расхожего с подноса стакашок шампанского тяпнул – стою и попиваю, мизинчик оттопыря. А особа эта ближняя что-то носом водит и тревожно на меня поглядывает. Водила, водила носом, а потом и говорит:

– Вы, сударь, простите меня великодушно, но вонь какая-то от вас исходит неимоверная. Я, конечно, подчиняясь правилам придворного этикета, промолчала бы, но уже невмоготу. И чем от вас так вонять может, скажите на милость? Я хоть и светская львица, но таких запахов во дворце отродясь не нюхивала.

К своим запахам я, само собой, не так строг, как к посторонним – трудно свои запахи распознать, но я догадался о возможном источнике и засмущался жутко. Нас ведь во дворец, можно сказать, с пылу-с жару повезли, некогда нам было приготовиться и наряды переодевать – вот и получилось так, что приехал я в государево жилище в тех самых носках, которые ещё до Джомолунгмы на себя напялил. Они, может быть, и не старые ещё носки, и дырок на них не ахти как много, но боярышня-то в теремах да замках росла, подобных предметов туалета никогда не нюхивала, а потому сей аромат ей в диковинку показался.

– Вы, гражданка светская львица, пардоньте мне мой запах, – вежливо ей отвечаю со светской улыбкой на устах. – Данная вонь – моё легкомысленное упущение и безответственный просчёт. Но раз уж я попал в такую ситуацию, а вы обратили на это внимание, то будьте любезны, закройте свою пасть и ничего остальным не говорите, потому что я нахожусь здесь по приглашению самого Гороха Гороховича, и он своим монаршим повелением разрешил мне подобные высокомерные разговорчики пресекать любым способом вплоть до битья морды. Так что экскьюземуа, мадам боярышня, терпите.