Пётр Лаврентьев: Война и мир солдата Панкрата. Сказка-фарс

© Пётр Лаврентьев, 2021

ISBN 978-5-4483-7834-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сказки – они обычно скоро сказываются, а вот реальные дела никогда быстро не делаются. К примеру, расскажу я вам, ребятня, то ли сказку, то ли быль о своём былом житье-бытье, и сами увидите, как быстро расскажется эта история, – ещё до ужина управлюсь, – да только в жизни всё это происходило намного дольше и тягомотнее. Вам, молодым, во всей этой привычной повседневности адреналина не хватает, вы придумываете, откуда бы его побольше получить – экшен всякий и прочие приключения вам подавай, а по мне – так ну их, эти приключения, одни неприятности от этого и волнения душевные на весь остаток жизни!

Раньше, конечно, и я таким же был, не жилось мне тихо-мирно, всё норовил доказать что-то миру этому никудышному. Да только плевать хотел мир этот и на меня, и на все мои доказательства – он сам по себе живёт, а мы с вами, получается, сами по себе – отдельно. И когда я слышу, что очередной парнишка из наших поехал тот мир «покорять», «изменять» и «делать лучше», то кроме печали ничего не испытываю – странно мне слышать, что ещё один дурак рвётся ехать куда-то для того, чтобы там стать полным идиотом. При большом желании подобную процедуру можно осуществить и по месту постоянной прописки, между прочим. Без материальных затрат на дорогу и проживание.

Так или иначе, но почти каждый по молодости лет думает, что он особенный – это у других ничего не получается, а у него-то, лапушки, всё выйдет в наилучшем виде. И если правда то, что дурак учится на своих ошибках, а умный на чужих, то всё Царство наше состоит сплошь из дураков. А если учесть, что многие наши дураки с первого раза ничего не понимают, выводов не делают и предпринимают дополнительные судорожные попытки выставить себя на посмещище, то выходит даже, что не простыми дураками заселена наша земля, а дураками в кубе.

Хотя, соглашусь, бывают порой в этой жизни исключения – бывает, что и взлетит иной высоко-высоко, аж под самые небеса. Да только в конце всё равно это дело заканчивается как в той занимательной сказке про Икара, который к солнцу на самодельных крыльях взлетел, харю себе обжёг и в финале с позорным криком безобразно рухнул в море-океан. И до сих пор этот Икар служит ярким примером того, до чего доводит дурость и самонадеянность неоперившегося вьюношества.

Я себя от этого дурацкого войска не отделяю, – боже упаси! – я к тому и историю веду, чтобы вы поняли, что и я в своём молодецком возрасте маху дал, тоже рот на красивую жизнь раззявил. Раззявить-то я его раззявил, да только вместо жизни красивой мне полный рот мух налетело да мусора всякого ветром нанесло. Хорошо ещё, что только это…

Давно ли это было, недавно ли – по мне так не слишком давно, а по-вашему, наверное, сто лет назад – поэтому можете думать как угодно, а дело при царе Горохе было. Царство наше Тридевятое всегда выделялось экстравагантностью и нелогичностью поступков: то в собственных царей бомбами кидались без передышки, пока всех на корню не извели, то в наступившие после этого времена демократического равноправия начинали по покойному царю выть и с хоругвями вокруг его могилы бродить с песнопениями – в общем, непоследовательные мы, тридевятовцы, какие-то по натуре своей. И в очередной раз эта непоследовательность вышла нам боком: наевшись демократии до изжоги, решили мы однажды опять царя на трон посадить. Но теперь уже не абы как, не по-старорежимному, а всё чин-чином и в соответствии с международными правовыми нормами – предвыборная агитация на полу в подъездах, день голосования, наблюдатели на участках, битые морды оппозиции и прочая феерия.

С божьей помощью выбрали мы себе нового монарха. Скромный такой царь получился, по распущенным в народе слухам – из рабочей семьи, и имя простецкое – Горох Горохович. Сам ростом невелик, но крепенький и глядит на всех исподлобья суровенько – так глядит, что собеседники, бывает, и поджилками под этим взглядом затрясутся, а иной раз и в штаны надуют от нервного перенапряжения. В общем, для нашего государства, утомлённого демократическими нормами, на тот момент в самый раз царь.

После коронования, когда ещё даже корона на его голове нагреться как следует не успела, обратился он ко всем тридевятовцам с речью: