Алекс Т. - Новеллы горной тайги

– Хай, лифтёр! Послужишь верно?

Пилот спускался к речке Вапсос на утреннее омовение. Воды реки сбегали с гор из ледников и снежников. Пестрые мхи и подземные коридоры наполняли ее звенящей упругой силой. Вода благоухала в ладонях Пилота первозданной чистотой, скатывалась по голой спине тонкими нежными струйками… Он закрыл глаза и ощутил ласковые прикосновения прохладных пальцев жены. Ему так не хотелось выходить из чума!.. Пилот бросил в лицо горсть ледяной воды, и мимолетное наваждение ускользнуло. Но представить, а может быть, и вспомнить свою жену-манси пять тысяч лет назад было приятно. Еще он припомнил, что Вапсос в переводе с языка манси – Ручей Зятя. Но вообразить тестя с тещей, пусть и мансийских, ему не захотелось.

Освежившись, Пилот вернулся в лагерь к завтраку.

Тракторист осматривал «Поларис»:

– Сегодня твоему «лифтёру» карабкаться по скалам и курумникам, а впереди левая стойка слабая – прокладка шалит, газ понемногу уходит.

Накануне вечером Пилот почувствовал: стойку пробивает.

– Я подкачал, но ты не забывай.

– Если «лифтёр» в горах будет вести себя хорошо, вечером объявлю ему благодарность.

– Это как? – уточнил Эльф, он в нетерпении грыз морковку под тентом, ожидая товарищей к завтраку.

– Отпуск предоставлю, в следующий раз на другом квадрике поеду.

– Фи-и… Боевой квадрик только расстроится.

– Ладно. Не будем огорчать «лифтёра». Вернемся и стойку поменяем? – Пилот взглянул на Тракториста. – Да?

Но Тракторист уже сполоснул руки и возвестил:

– Каша настоялась, пора приступать.

Утро было пасмурным, невеселым. Дождь моросил всю ночь. Где-то за сизыми облаками поднималось солнце. Птицы лесные помалкивали в ожидании порыва ветра. И он налетел, раскачал лиственницы и кедры, стряхнул с них гроздья воды. Потоки ударили по тентам, оборвали две растяжки… Вода, скопившаяся на тентах, излилась на палатки. «Опять по швам потечет…» – мысленно проворчал Пилот.

Ветер ускорил бег облаков, в хмуром небе промелькнули голубые просветы. Неужели погода меняется? Решили выждать час в надежде, что дождь иссякнет.

Пилот откинулся на спинку шаткого стульчика и, вытянув ноги, заметил:

– Всякий раз, как говорю это дурацкое: «Хай, лифтёр!» – вспоминаю женщину, живущую в лифте.

– Разве такое возможно? – удивился Эльф.

– Почему нет?

– Поведай!

– Сначала еще заварим чай с ягодами.

– Не вопрос…

Свежий чай расположил Пилота к повествованию…

…Районные больницы зачастую размещаются на окраинах российских городов. Построенные в далекие советские времена, обшарпанные и тусклые, они стоят, точно старики, едва держась на ногах и опираясь на небрежно побеленные колонны. Ветхие и безотказные, они неизменно дают приют и надежду больным и старым людям. Случается, иным больницам улыбнется бюджет: здание покрасят, колонны оштукатурят и наново побелят, даже крышу подлатают… Но сколько их ни латай, стены насквозь пропитаны болью и тяжелым духом уходящей жизни, а деревянные перекрытия устали держать кровати, наполненные горем и разочарованием.

В такой вот больнице на окраине большого города заведовал отделением нейрохирургии хороший приятель Пилота – Станислав, в больничном обиходе – попросту Стас.

Пилот был изрядно утомлен экстримом: локти, плечи, колени, да и голова, конечно, неоднократно подвергались травматическому воздействию. Горный велосипед и горные лыжи, дайвинг, снегоходы и квадроциклы – всё оставило свой след на бренном теле Пилота.

Уже неделю по ночам болело плечо. Днем оно таилось, не беспокоило, но стоило лечь в кровать, плечо сразу начинало ныть и тукать. Делать нечего, Пилот с большой неохотой приехал показаться Стасу.

Назвав бдительному охраннику заветное имя, Пилот прошел в вестибюль. В конце коридора располагался туалет. Поддавшись больничному этикету, Пилот зашел и вымыл руки, а после оказался прямо напротив распахнутых дверей большого больничного лифта, предназначенного для транспортировки каталок с лежачими больными. Таких каталок в нем помещается две, и еще остается достаточно места для персонала.

В широком проеме лифта неспешно передвигалась невозмутимая дама, чей облик, похоже, сделался неподвластен вечности. Сухое равнодушное лицо, бордовые волосы уложены в высокую прическу. Взор блеклых серых глаз тверд, как кристалл.

Лифт внутри огромен – почти однокомнатная хрущевка. Белые стены и потолок отдают холодновато-голубым тоном, хотя свет в лифте теплый, не неон. В углу – тумбочка и древнее кресло-кровать, покрытое обрезком ковра. Служительница лифта, задав на пульте нужную цифру, неизменно усаживается в кресло, пусть перемещение и составит всего-навсего этаж.