Александр Рогинский - Гнусная тайга

Была такая песенка (называлась она, правда, по-иному – «Главное, ребята, сердцем не стареть»), сочиненная композитором Александрой Пахмутовой и лихо исполненная Эдуардом Хилем (и кто ее потом только не исполнял). Задорная, оптимистичная такая песенка…

Вон она тайга, и крыло самолета на месте. Подрагивает, а то и начинает крупно вибрировать, вызывая подозрение, что очень уж некрепко прикреплено к туловищу салона, в котором я, Андрей Широков, сижу вместе с командой журналистов, летящей в Сибирь на заработки.

Это ж надо – журналисты, собирающиеся валить деревья, впервые, возможно, берущие бензопилы Дружба в руки – решили улучшить таким образом материальную сторону своей жизни.

Мало, что ли, они получают за свои «побрехеньки» – как однажды написал в отклике на мой очерк один читатель?

Нас насобиралось одиннадцать душ, которых влекло в эту Богом забытую глухомань, где водятся не только дикие медведи, но и дикие люди, о чем нам сразу поведал Вилен Ролович, который уже попил водицу из тьмутараканских болот и встречался нос к носу и с беглыми арестантами с автоматами в руках, и с могучими медведями-шатунами.

Но все равно мы летим, слабо держа в памяти и шатунов, и беглых, и йети, о которых также было сказано применительно к тайге.

Многих влекла романтика – упомянутая песенка, между прочим, также сыграла свою роль – плюс заработок.

Я лечу, чтобы заработать на свадьбу. А вот редактор районки Игорь Игушев просто развеяться – надоело ему про надои писать. Сережа Лемеш – наш врач – чтобы стать настоящим врачом…

Мы будем «рубить» магистраль в тайге для нефтегазопровода.

Я точно могу сказать о себе – не герой. Меня страшит неизвестность, но перед девушкой Ритой мне хочется распустить хвост и показать, что я – настоящий мужик.

Моя пассия искусствовед, папа у нее академик, директор научно-исследовательского института, мама главный режиссер кукольного театра. Хочется и перед ними не оплошать.

Ситуация очень смахивает на авантюрную – мы летим в тайгу на заработки, храня в тайне свою основную профессию. Такой себе выброс тщеславной энергии.

Самолет нещадно трясет, внизу проплывают огненные точки – сжигают попутный газ, народное достояние…

Я вижу прорубленные трассы в зеленом мареве волн – словно борозды морщин на лице человека.

В песенке, которую я упомянул, есть и такие слова:

Зеленый молодой народ – это мы. А до нас уже кто-то вышел в тайгу по-хозяйски. «Нам сверху видно все – так и хочется добавить из другой песенки – ты так и знай».

Журналистское сознание, привыкшее искать негативы даже в радостных улыбках, сразу отмечает сей безобразный факт.

Может, это главное в этой афере – правдиво рассказать, что мы увидели и прочувствовали в тайге. Среди нас есть и свой кинооператор Гриша Набуков с пружинной Красногорской кинокамерой впридачу.

С нашим врачом Сережей Лемешем я знаком, писал о нем очерк. Он удлинил с помощью своего изобретения ногу девочке-инвалиду.

Очерк был опубликован в толстом писательском журнале, а потом я его дал на радио и еще – в тюремной газете. Планировал послать в Москву и там на Сереже еще подзаработать. Таковы реалии журналиста, живущего на гонораре – выжать из факта максимум публикаций.

Приходится вертеться. Вот и эту лесорубную кампанию я уже продал тому же толстому писательскому журналу и еще кое-кому. Осталось вернуться и написать.

– Гнусная тайга, – киваю Сереже в иллюминатор. – А у тебя кожа нежная, как у девушки.

Я повторяю слова одного из участника нашего десанта Байды, который сразу обратил на домашний вид нашего врача.

Но Байда не видел моего героя в деле. А я видел – был на операции, где Сергей командовал целым дивизионом врачей и медсестер.

Голос полководца Жукова, движения хирурга Амосова. Характер переформатировал лицо вялого и слабого «маменькиного сынка» в сурового и непреклонного профессионала.

Старая традиция – врач обязан пройти путь своего больного, очутиться хоть раз в жизни в экстремальной ситуации.

И эта экспедиция полностью подходит под это определение.