Виталий Конеев - Я, Иосиф Прекрасный

– Мы готовы принять смерть от тебя, Петроний.

Патриций Петроний, как и всякий итальянец, эллин, варвар, знал, что самое дорогое на свете – это личная жизнь человека. Ею надо наслаждаться. А эти сумасшедшие люди не дорожили своей жизнью. В римской империи было позволено всем народам верить в любых богов. Но ради них никто в огромной империи не хотел умирать. И не умирали, ценя жизнь и наслаждения выше веры.

Наместник, конечно, догадывался, что евреи жили какой-то особенной жизнью, которую невозможно было понять патрицию, но приказ нужно было выполнить.

– Идите к своим, а я поеду в Тивериаду. Буду говорить со старейшинами.

С конной когортой претория наместник поехал в Галилею. За Петронием пошла многотысячная толпа людей. В долине на дороге осталось несколько человек с фарисеем Аристобулом. Он не верил словам Петрония и предполагал, что его армия могла в любую минуту последовать за своим наместником.

Время было зимнее, а Галилея была похожа на один цветущий сад. Здесь были плодородны земли, которые давали в год два урожая пшеницы. Основную массу урожая прокураторы забирали у народа как налог и отправляли в Италию, потому что плодородные земли солнечной Италии были брошены крестьянами ради «красивой» городской жизни.

В цветущем саду Галилеи было много сожжённых вилл богачей, срублены фруктовые деревья. В благодатном краю была нищета, какой не было ни в одном прокураторстве, ни в одной провинции империи. Разорённые крестьяне собирались в партии и вместе с рабами мстили крупным землевладельцам, убивая их без всякой пощады. Они называли себя зелотами. Количество партий зелотов увеличивалось каждый год. Карательные отряды прокураторов ловили их и распинали на крестах вдоль дороги, что тянулась от Птолемаиды через Галилею на Иерусалим. Но карательные меры не могли остановить озлобление народа к богачам и к Риму. Евреи знали, что итальянские земледельцы, имевшие почётный статус «гражданин Рима», который давал большие льготы, не хотели работать на земле, стали пролетариями. Более трёх миллионов бездельников, которые презирали труд, евреи должны были кормить, горбатясь с утра и до утра на своих маленьких клочках земли. Тучная, плодородная земля Галилеи была несчастьем для народа. Ненависть евреев Галилеи к богачам и к Риму росла год от года. И вместе с этим росло количество крестов на дороге. Эскадроны римских легионеров днём и ночью рыскали по земле Галилеи и ловили зелотов. А потом спокойно и деловито солдаты приколачивали бунтовщиков четырёхгранными, коваными гвоздями к крестам.

Вот по этой дороге, с гниющими на крестах разбойниками, и ехал патриций Петроний. И на эту дорогу навстречу наместнику выходили огромные толпы людей, размахивая пальмовыми ветвями. Люди стояли с детьми вдоль дороги и, протягивая руки к патрицию, просили его пощадить их веру, их Бога. Тем не менее, Петроний деятельно начал беседовать со старейшинами. Он говорил с каждым отдельно, предлагал богатые подарки, грозил смертью. Подарки никто не принял. В Иерусалим Петроний не поехал, потому что саддукеи синедриона, первосвященник и основная масса жречества были согласны принять статую императора.

Пятьдесят дней Петроний уговаривал народ мятежной Галилеи. Но как всякий наместник, он помнил о выгоде империи. Наступило время засевать поля зерном, а народ находился в праздном состоянии. Петроний объявил людям, что он решил отказаться выполнить приказ Гая Цезаря.

Народ проводил наместника до границы Галилеи.

За один час легионеры разобрали ограду лагеря, четверо ворот, палатки, всё сложили на повозки и направились походной колонной на север, в Антиохию.

Люди вернулись в свои дома и начали ждать удара возмездия свирепого Калигулы. Страх наполнил души евреев в ожидании неминуемой смерти.

Аристобул непроизвольно высчитывал за столом во время трапезы дни, за которые донесение Петрония могло дойти до Рима, а так же количество дней после нового приказа императора.

Фарисей удивлённо осмотрел залитые слезами лица девочек, потому что от детей взрослые, конечно, скрыли о той угрозе, что нависла над всем народом. А, судя по тому, что было на детских лицах, они уже всё знали.

Аристобул прислушался и ещё более удивился, когда понял, что девочки плакали из-за того, что Береника не успела накрыть их одеялом.

Она вспомнила обеденную трапезу, когда её младшенький сын крикнул: «А мне не вкусно!» в дни битвы за Иерусалим. Когда с утра до вечера грохотали римские орудия, что обстреливали город. Огромные камни со свистом падали на улицы, заполненные тысячами трупами людей, проламывали крыши домов, где грудами были сложены мертвецы. У стены Храма ей преграждали дорогу окровавленные, в повязках зелоты и сикарии и, угрожающе потрясая мечами, зло кричали: