Виталий Конеев - Я, Иосиф Прекрасный

От этих слов матери слёзы вновь брызнули из глаз на лица девочек. От чувства вселенского горя они стали задыхаться.

– Вот как! Ты хотела нас настукать! За что?!

– За то, что вы нарочно цветы затоптали в саду.

– Нас не было там. Они сами затоптались.

Конечно, Береника только сейчас поняла, что девочки уничтожили цветы, чтобы отомстить матери за её любовь к младшенькому сыну. И она мягко сказала девочкам:

– Когда вы были маленькими детьми, я так же занималась с каждой из вас.

Но старшие дети не помнили своё прошлое, зато они хорошо видели, что Береника забыла их. В детских душах было горе.

– Вчера ты подошла к нам, чтобы поправить одеяло. Ты уже взяла его, но он закричал там, где-то, – с трудом заговорила Мариамма, указывая пальчиком в сторону и строго глядя на свою маму. – И ты убежала. Не поправила. А мы пошли и затоптали твои цветы, нарочно! Ты во всём виновата, и ещё настукать нас хотела ни за что!

И они опять заплакали, считая Беренику великой преступницей.

Аристобул, помимо своего желания, мысленно видел то, что произошло в долине.

Конечно, Понтий Петроний наместник провинции «Сирия» мог впоследствии сказать сенату и народу Рима, что был приказ Калигулы, и он должен был выполнить приказ: убить миллионы людей. И его имя осталось бы незапятнанным.

Когда римские легионы выступили из Антиохии и двинулись на юг в Палестину, за армией потянулись повозки с работорговцами. А за ними шли и ехали на конях тысячи сирийцев, жаждая увидеть кровавое зрелище и заняться грабежом Палестины.

Вся огромная долина перед Галилеей была заполнена евреями. Они пришли сюда из Галилеи, которая должна была первой подвергнуться опустошению. Люди стояли, держа руки за спиной, показывая этим жестом свою покорность Риму. Здесь было много женщин с детьми разного возраста. Были старики. Фарисеи стояли впереди народа.

Понтий Петроний приказал легионам остановиться и построить лагерь. А спустя два часа, он пригласил к себе старейшин и фарисеев. Лагерь казался пустым, так как легионерам было приказано отдыхать в своих палатках. Наместник провинции ждал евреев на площади на трибуне в окружении старших офицеров и почётной стражи – ликторов, сидя в кресле. Конечно, Понтий знал о странной вере евреев в невидимого бога, но упрямство народа злило его. Наместнику было известно из документов, что находились в его канцелярии, о необычном бунте евреев во время прокуратора Понтия Пилата. Когда Пилат приказал разместить в Иерусалиме щиты с изображением императора Тиберия, десятки тысяч евреев пришли в Кесарию Приморскую, где была резиденция прокураторов Иудеи. Люди начали просить прокуратора, чтобы он удалил из города щиты, так как их вера запрещала смотреть на рукотворное изображение человека. Понтий Пилат посмеялся над просьбой людей, и они, вероятно, договорившись заранее, тотчас легли на раскалённую от солнца землю вниз лицом. Трое суток они лежали неподвижно, словно мёртвые. На четвёртые сутки Понтий Пилат вынужден был отменить свой приказ.

Когда они подошли к краю трибуны, проконсул Петроний, сдерживая раздражение, жестом руки позволил им говорить.

Они остановились, убрали свои руки со спины, протянули их к Петронию и умоляющими голосами, вразнобой начали просить наместника пощадить их веру, обычай и спасти народ от смерти.

– А кто меня спасёт, если я не выполню приказ императора?! – гневно воскликнул проконсул. – Глупые люди! Во всех храмах империи народы поставили статуи божественного Гая Цезаря. Только вы, маленькая горсть народа, противитесь приказу.

Фарисей Аристобул убрал руки за спину и громко ответил наместнику:

– Мы готовы умереть за свою веру!

– Это бунт!

– Нет, Петроний. Я первым лягу на дорогу, по которой ты поведёшь свою армию. Так же готовы сделать все, кто пришёл в долину. Нам не нужна жизнь без веры.

Петроний глубокими вздохами успокоил себя и мягким добродушным голосом заговорил:

– Но ведь это пустяк. Рассудите сами. Вы поставите статую, закроете её ширмой, завесой. Поставите её лицом к стене.

– Нет, Петроний. Мы не можем хитрить перед лицом Бога, который видит не только наши дела, но и мысли. Нам будет стыдно жить.

Петроний зло рассмеялся и сказал свите офицеров:

– Я словно беседую с маленькими детьми. – И вновь строго глядя на евреев, он грозным голосом заговорил: – Может быть, вас успокоил пустынный вид лагеря? Если я дам сигнал, то через десять минут тридцать тысяч моих воинов выйдут из ворот, чтобы убивать вас, непокорных воле Гая Цезаря!