Кирилл Вавилон - Спасти внутреннюю Японию

В темном месте, в коротеньких шортах, я падаю в лужу. Лужа холодная, острая, словно шипы. Вокруг меня промелькнул тонкий свет от фонаря и я вижу – это осень в лесу. Нарисовать на полотне и любоваться, но я внутри этой картины стою коленями в луже и не могу подняться. Промозглая, сырая, чужая осень. Осень нужна, она как олицетворение безысходности, она как депрессия со всеми своими плюсами. Осень – это та часть жизни, после которой ценишь лето. Это не зима со своими морозами и снегами. Ты знаешь, с чем тебе бороться, одеваешься в чугунные латы и бьёшь с сокрушительной силой. Зима всегда проигрывает, но не осень. Она в тонкой, оранжевой, порванной маечке. У неё такие длинные каштановые волосы и милая улыбка. Осень красивая, милая девочка, с ножом в руке. Осень, словно бритвенный станок, я боюсь осень, она всегда режет меня. Осень перестала со мной играться, перестала смотреть в глаза и улыбаться. Теперь я в её объятиях, сегодня я впился коленями в землю и она всасывает меня. Промозглая забирает меня к себе, в себя и навсегда. Я не буду бороться, не буду бояться. Я устал, забирай меня.

Я проснулся от дикой головной боли. Мне хочется кричать, но я не могу издать ни звука. Пытаюсь дёрнуться, но не получается, не выходит. Кто-то стянул меня чем-то непонятным. Всюду темнота, я, наверное, один в палате, ибо не слышу ничьё сопение. Разрываюсь от боли, суставы выкручиваются, я руками сжимаю простынь под собой пытаясь что-то сделать, но ничего не получается. Покрылся весь потом, прядь мокрых волос падает на нос и щекочет его. У меня прорезается голос и я начинаю кричать. Я ору на всю палату: ААААААААААААА!!!!!! АААААААААА!!!!!! ААААААААА!!! Никто не приходит, я будто в аду. Тут так жарко и душно, мне нечем дышать, задыхаюсь, я сейчас умру. Голова разрывается, никто не приходит на помощь. Меня, инвалида, связали. Не могу пошевелиться, и эта ужасная боль! За дверью загорелся свет, и я вижу шаги в щелочку. Я кричу снова, но будто бы никто меня не слышит. Я лежу на кровати, смотрю на потолок, и на глаза наворачиваются слёзы. Слёзы бессилия, слезы безысходности, слезы ненависти.

Я снова проснулся, опять в своей палате. Весь мокрый и с головой, которая уж очень сильно болит. Кто-то стучит в дверь и тут же входит. Это седой врач низкого роста. Он здоровается, смотрит в папку, называет меня по имени, подсовывает стул и садится рядом. Он улыбается мне и весь такой приветлив.

– Почему вы меня привязали? Почему у меня голова разрывается от боли? Что происходит?

– Тише-тише, давай по порядку. Привязан, потому что так нужно. Почему голова болит, точно сказать не могу, такие вот последствия операции.

– Кто вы такой? Вы мой врач?

– Да, – он смотрит в папку, – Миша, я твой врач.

– Скажите, что происходит? Всё так быстро произошло, только недавно я был в своей кровати, а сегодня в этой палате и связанный.

– Всё просто. Твои родители оплатили операцию. Ну ты ведь сам понимаешь, какого рода операция?

– Я смогу ходить?

– Я не могу ответить тебе на этот вопрос. Понимаешь … – он смотрит в папку, – Миша, всё не так просто. Мы сделали тебе операцию, но как всё обернётся – неизвестно и тут нужно только ждать и наблюдать за тобой и твоим организмом.

– Но почему я связан?

– Твои позвонки плохо функционируют, точнее они функционируют, но ниже спины они атрофированы. Нижние позвонки, копчик и таз. Это то, что позволяет человеку передвигаться, но в твоём случае они бесполезны из-за позвоночников, которые не функционируют.

– Но я не понимаю…

– Подожди дружок, я не закончил. Видишь ли,…

– Миша.

– Да, видишь ли, Миша, позвонки нужно, как бы даже так тебе объяснить… В общем, их нужно реанимировать, понимаешь? Пока ты еще развиваешься, пока твоё тело растёт. В позвонки вставляются шесть, скажем так, зажимов. Каждый из зажимов должен прижиться в твоё тело, дабы как-то оживить позвонки. В зажимах находится лекарственная форма, которая дозируется через аппарат и попадает тебе в костный мозг. Таким образом, если все шесть приживаются, то ты с большой вероятностью сможешь ходить.

– Но есть одно «но»? – Он посмотрел удивлённо сквозь очки. – Какое «но»?

– Мне ведь не пять лет. Я знаю, что везде есть «но».

– Да, действительно… есть одно но. Дело в том, что зажимы могут не прижиться, ни один из них. И нужна будет новая операция.

– Всё понятно. Операция эта дорогостоящая, как и всё в процветающем капитализме, и шанс, что они приживутся, очень маленький.