После отъезда графа Хулия взяла в свои руки управление всем большим хозяйством Ла Роса, и дон Себастьян позволил ей сделать это. Он видел, что властная женщина никогда не станет высокомерной и жестокой: вершина власти не испортит её серьёзной, скромной и деловой натуры. И он не ошибся. Она даже одевалась по-прежнему, по-крестьянски, хотя платье всё же было изготовлено из более тонких и дорогих тканей, но это только потому, что Хулия всегда была на людях, и ей хотелось выглядеть рядом со своими милыми внуками особенно опрятно и красиво. Постороннему
человеку могло показаться, что детьми сеньора занимается добросовестная кормилица, ему и в голову не пришло бы, что эта неулыбчивая крестьянка держит в своих руках всё родовое имение, принадлежащее могущественной и знатной графской фамилии.
У доньи Хулии спрашивали, не пора ли пополнять запас продуктов в подвалах замка, и она давала согласие на то, чтобы управляющий Диего Санчес начинал принимать от крестьян оброк: нелегко было содержать довольно большой отряд воинов-защитников замка, а также слуг, мастеровых и их семьи.
Донья Хулия решала, что следует отвезти в город и обменять на соль и металл; нужно ли делать перетяжку кресел в покоях сеньора по случаю удачного приобретения красного бархата; произвести ли отстрел не в меру расплодившихся зайцев, которые нападали на крестьянские огороды и пожирали овощи; взять ли обязательный по закону выкуп с родителей девушки, выходившей замуж за крестьянина из соседнего поместья. И если да, то в каком размере.
На одно она давала согласие, другое запрещала, и каждый раз дон Себастьян находил решение доньи Хулии мудрым и справедливым или же предусмотрительным и экономным. Эта необыкновенная женщина никогда не спрашивала его мнения. Она словно жила сама по себе, в стороне ото всех, общаясь с людьми только в случае необходимости.
Иногда донья Хулия подолгу сидела одна в дальней беседке сада, густо увитой плющом и окружённой кустами чайных роз. Отсюда был виден большой камень, поставленный на могиле Эсперансы. Однако к самой могиле за все пять лет, проведённые ею в замке, она так и не подошла, но каждый день посылала к ней служанку – положить свежий букет роз.
И лишь небольшая деревянная скульптура Девы Марии в тесной комнатке без окон видела по ночам слёзы этой сильной женщины, горячо молившей о том, чтобы небесная защитница вернула сердце и разум мужу её дочери, покинувшему своих детей.
Внуков донья Хулия любила до самозабвения, но, внешне сдержанная, была к ним требовательна и строга. А чуткие души детей ощущали теплоту её большого доброго сердца и платили бабушке Хулии такой же преданной любовью.
Узнав от Тобеньяса о неожиданном возвращении графа, донья Хулия вдруг испугалась. Что если её молитвы не дошли до Пресвятой Девы, и душой зятя по-прежнему владеет дьявол? Что если он установит в замке другие порядки и захочет разлучить её с Рафаэлем Эрнесто и Алетеей Долорес?.. Трясущимися губами она с трудом ответила дону Себастьяну, что сейчас поведёт на вечернюю молитву графиню, а потом спустится вместе с нею во двор.
Наклонённый лик Девы Марии с милой, покорной улыбкой успокоил донью Хулию. Сердце подсказало ей, что в замок Ла Роса, наконец, пришла радость, и ей не нужно опасаться за свою судьбу и судьбу внуков.
Девочке она сказала:
– Лолита, только что приехал твой отец. Давай помолимся за то, чтобы этот добрый человек теперь всегда был с нами.
После молитвы, взяв оробевшую Алетею Долорес за руку, она твёрдой походкой вышла из часовни.
Граф отпустил из объятий Рафаэля Эрнесто и поднялся с колена. В эту минуту он не видел своей дочери, он смотрел лишь на одетую по-крестьянски женщину со строгим спокойным лицом.
– Донья Хулия воспитывает Ваших детей, сеньор, с тех пор, как Вы уехали… – услышал граф негромкие слова друга.
И вот мать Эсперансы стояла перед ним и испытующе смотрела в его лицо. Из-под чёрной шали выбилась прядь седых волос, губы были плотно и скорбно сжаты…
Дон Эрнесто взял её руку и поцеловал, а потом вдруг упал, как подкошенный, на оба колена и припал губами к краю её платья.
Донья Хулия осторожно и ласково провела рукой по его жёстким волосам и сказала по-матерински просто:
– Встань, сынок. То, что было, забудется, а то, что будет… в том помогут Господь и Пресвятая Дева.
Дон Эрнесто повиновался. Он с трудом справился с волнением и тихо проговорил:
– Madre… Простите меня.
Читать дальше