Елена Свиридова - Легенда Арагона

В ответ донья Хулия впервые за долгое время улыбнулась и, ласково глядя на высокого графа снизу вверх, сказала:

– Ты уже прощён Господом. Он не отвернулся от тебя, и это главное.

– Спасибо, madre! Спасибо Вам за всё! – и граф тоже улыбнулся.

Потом он горячо обнял потянувшуюся к нему дочку.

Немного отстранив хрупкое семилетнее создание, граф уже весело сказал:

– Дайте-ка, посмотрю на Вас, донья Алетея Долорес. Вы такая же смелая, как и Ваш брат? – и он метнул смеющийся взгляд в сторону Рафаэля Эрнесто, который в эту минуту пытался примерить его боевой шлем.

Девочка, застыдившись, опустила тёмные глазки, почти прикрыв их длинными густыми ресницами. Её белокурые волосы немного растрепались, и в свете факелов казалось, будто вокруг головы сияет небесный ореол. Восхищённый, граф не мог отвести взгляд от этого чудесного ангела.

– Я сразу узнала Вас, отец, – сказала вдруг Алетея Долорес и снова подняла к нему лицо. – Я каждый день смотрю на Ваш большой портрет в верхнем зале. У Вас такие же коричневые глаза, как на портрете, и длинные волосы, и нос прямой. Только там Вы без бороды, такой молодой и красивый! Она Вам не идёт, отец.

– Правда? – граф растерянно схватился за подбородок, а Тобеньяс вдруг громко и раскатисто захохотал.

Бесхитростные слова, произнесённые маленькой графиней, будто сняли незримое напряжение со всех близких людей. Засмеялся и граф, и донья Хулия, и сама виновница этого веселья, счастливо обнимавшая отца, которого так любила и так ждала… И только Рафаэль Эрнесто, сосредоточенно сопя, вынимал из ножен только что снятое графом боевое оружие, и было непонятно, как такой маленький мальчик вообще смог поднять большой меч.

Опасливо оглядываясь по сторонам на окружающих мужчин и женщин и тщетно пытаясь что-либо понять из их речи, Маура цепко держалась обеими ручонками за широкую ладонь Хорхе. Она уже привыкла к этому большому воину, как привыкла ко всем его товарищам, которые были к ней добры, иногда играли с ней и угощали лакомствами.

Хотя Маура видела много замков, где вместе с отрядом воинов не раз находила ночлег, этот каменный великан, принадлежавший, по-видимому, самому сеньору дону Эрнесто, пугал её. А десятки ярких факелов и множество людей вызывали в ней тоскливое желание куда-нибудь спрятаться.

Вдруг к её плечу кто-то прикоснулся, и Маура увидела мальчика, очень похожего лицом на воина Хорхе. Мальчик был, несомненно, старше её, но он так весело подмигнул ей, что Маура сразу поняла: это друг.

– Как ты вырос, братишка! – сказал Хорхе, входя вслед за матерью и двенадцатилетним братом Карлосом в небольшое тёплое помещение, где они всегда жили.

Роса Валадас, полная улыбчивая женщина с розовыми и рыхлыми от постоянной стирки руками прачки снова крепко обняла вернувшегося сына и, утирая влажные глаза кончиком большого платка, накинутого ей на плечи, спросила:

– А как же отец, Хорхе? Погиб он, да?

– Да, – беря её за руки, подтвердил Хорхе печальную догадку Росы.

– Я знала, я это чувствовала, – бессильно опускаясь на длинную скамью у стены, покорно сказала мать. – Хосе не следовало отправляться на войну, ведь он был уже не молод, – все ему говорили! Но он разве кого-нибудь послушает?.. Да и этот мерзавец Педро Вальдес хотел от него избавиться…

– Сам-то Бычий Глаз не поехал!

Бычьим Глазом обитатели замка называли начальника стражи, у которого при взрывах ярости глаза наливались кровью, как у быка.

– Этот трус, – продолжал Хорхе, – хочет казаться смелее и сильнее всех.

– Да уж, силы Вальдесу не занимать, – вздохнула Роса. – Экий бугай! Спина коня под ним прогибается.

– Сила есть, – согласился с матерью Хорхе. – Зато ни ума, ни сердца.

– Это правда, сынок. Будь на его месте кто-нибудь другой, обязательно отговорил бы нашего отца ехать на войну.

– Мама, отец хотел быть рядом со мной, – тихо сказал Хорхе.

Помолчав и снова вытерев платком глаза, Роса спросила:

– Давно это случилось?

– Два года назад…

– Значит, давно…

– За пять лет мы лишились почти половины отряда. Многих, тех, что взяли из деревень, я даже по фамилии не знал… так, по именам. А наших, здешних, хорошо помню. Это и сын горшечника Муньо, и старший сын оружейника Андреса, и младший – служанки Кармен, и муж этой… молодой… поварихи Карлы…

– Да, наплачется бедная Карла, – сочувственно проговорила Роса. – Хоть своя рана больнее, а всё равно других жалко, особенно молодых вдов… Завтра скажу Кармен, соберём всех и пойдём в деревню к padre Игнасио, помолимся. Когда все вместе, так и горе, как будто, меньшим становится.