Александр Бруссуев - Я написал книгу

Капитан Немо – это гук, как говорили американцы. Для меня он был несколько чурочкой, а по большому счету – просто чуркой. Те, кто населяют большую страну Индию, другими быть не могут. У меня был опыт знакомства с этой державой, и всегда меня не покидало чувство большого подвоха, чем чаще мне приходилось контактировать с местным населением.

Все, куда добрались эти самые соплеменники Немо, оказывалось через некоторое время изрядно подпорченным, если не сказать больше – загаженным. Это, конечно, можно не замечать, проходя мимо, но в этом невозможно жить. По крайней мере, жить европейцам с белым цветом кожи и синими глазами.

Вся величавая и непостижимая древность, передающая с того света всем нам приветы посредством грандиозных и, безусловно, неповторимых памятников, к нынешним насельникам с индийским интерфейсом, вполне возможно, что не имеет никакого отношения.

Хотелось это дело исследовать, хотелось предположить, что все свастики пришли к нам не оттуда, а были одномоментно и там, и здесь, ибо не было гуков, были «рэддины», как когда-то называли пращуров жители Мальдивских островов, маленькие чрезвычайно озабоченные религией индусы. Тур Хейердал только посмеялся, когда чумазые, как сволочи, мальдивцы поминали своих предков с красными волосами и красными бородами, высотой под два метра, синими глазами и красно-бронзовой от загара кожей. Посмеялся, но возражать не стал.

Пусть их. Они по примеру более развитых членов ООН тоже рьяно переписывают свою историю, начав, как водится, с уничтожения всех древностей и всякой о них памяти. Мутировали белые в черных, вот и все. Как и я на своем длительном контракте чуть не мутировал. Только в моем случае видом мутации имелась в виду всего лишь смерть от невозможности приспособиться к окружающему тебя человекообразному обществу. Делов-то!

Жюль Верн, конечно, обиделся бы на меня, потому что я придал его герою совсем неевропейский национальный колорит. Но мне капитан Немо представился именно таким, не хотелось мылить всех людей одним мылом. Я же сам – тоже всего лишь часть моей нации, моего народа, пусть он и не считается в россиянии, как самобытная общность. Чурки с гор – считаются, мы – нет. Но меня это особо не волновало, черты моего характера присущи прочим ливвикам. А то, что нас осталось мало – процесс объективный, с этим ничего не поделаешь.

Мысль про объективный процесс натолкнула меня на другую: если что-то происходит, то это всегда кому-то выгодно. Мой опыт жизни в Корнуолле, работа на верфи, круг общения, в который ирландцы, шотландцы, валлийцы и даже один англичанин приняли меня без скидок на пресловутый языковой барьер, подсказывал мне, что все на самом деле должно быть просто.

Мы могли прекрасно общаться, несмотря на уровень, так сказать, образованности, смеялись над одними шутками, негодовали над одними «политическими мерами», да и вообще – никакой тебе напряженности в отношениях. По-другому дело бы обстояло, попытайся я общаться с какими-нибудь чученами, азери-баджанцами, индусами и прочими арабами.

В Советской Армии у меня был такой опыт, вылившийся в лихую драку с переломом конечностей, когда азери-баджанцы, несмотря на уровень, так сказать, образованности, практиковали другие шутки, престранно оценивали «политические меры», да и вообще – уроды. С чученами вынужденное общение закончилось резней. Интернационализм в чистом виде.

Поэтому капитан Немо сделался ярым индусом, несмотря на уровень, так сказать, все той же образованности и пристрастия к тем или иным «политическим мерам». А мы с валлийцем Стюартом, шотландцем Скоттом, англичанином Полом сообща спасали королеву.

Но если Немо вел себя так и не иначе, то, стало быть, у него было к этому какое-то извращенное, на мой взгляд, побуждение. И у азери-баджанцев, и у чученов, и у прочих арабов тоже свои побуждения, совсем непонятные мне. Пес с ним, что мы разные внешне, но мы должны быть одни и те же люди, и ценности у нас должны быть в базисе одинаковые, может быть, расходящиеся только в деталях. Но мы разные настолько, что для контакта между нами самым важным качеством становится приспосабливаемость. Причем, не с их, а с нашей стороны.

Такое поведение возможно только в случае: агрессор – мирное население. Но, позвольте, какие же это агрессоры – дети гор, всякие африканцы и китайцы тоже? Сидят себе на рынках, бандитствуют в меру отведенного им бандитства, безобразничают и всячески врут, лгут и пыжатся? Они – не агрессоры, они – орудие агрессии. А завоевание нашего Мира происходит чуть выше, чем материальная сфера. То есть, в области Веры. Вера – мера могущества богов. Господь-творец подвергается давлению, прессингу и, вообще – агрессии со стороны иных, изначально непричастных к нашему Миру богов.