Не успел я задать еще один вопрос, как Женька заметил:
– Ничего не знаю и знать не хочу. Слушают нас всегда. А я пойду в запой схожу.
Он ушел в свой запой и больше из него не показывался. Вот уже почти десять лет. Как и живет, право слово?
Я никогда не стремился выделяться из толпы, я всегда хотел быть вне этой самой толпы. То, что некоторые группы людей, которым, в принципе, есть, что рассказать о своем прошлом, старательно этого прошлого лишаются, я подозревал всегда. Алкоголь, на самом деле, это не проблема. Проблема – запрет этого самого алкоголя. Кто теперь скажет: что было первично – пьющие эрзац-спирт деревни, что привело к потере работы, либо потеря работы, приведшая к спаиванию деревень? На древнейшей земле Карелии спеклись древнейшие поселения, которые просуществовали не одну сотню лет, выдержав и голод, и войны, и болезни. Ладно, Горбачев – скорее всего предатель, Ельцин – скорее всего ограниченный и самодурный безумец, их последователи – те еще «дэмократы», но каким боком им вышло за четверть века сделать то, чего веками не удавалось никому и ничему?
Левый спирт стирает память, а сопутствующие ему радио, телевизор, газеты, журналы и интернет подменяет ее новой, кленовой, узорчатой. Вот тебе и на! Столетняя ливонская война, разожженная Ваней по совместительству Грозным, не дала того, что дал нам наш просвещенный век. И не стало деревень. Какая досада!
Мне не хотелось лакать левый задурманенный спирт, но также не хотелось жить государственной жизнью со всей ее про-па-ган-дой. Хотелось просто жить, да, видать, уже не судьба. Не внял я совету братца своего двоюродного. Хорош бы я был, если б послушался негодяя, да при том прожженного алкоголика. Не последовал я его наставлениям, впрочем, об этом не пожалел ни разу.
Мою книгу читали, даже комментировали. Не ругал никто. На тот момент я еще не заслуживал ругани. А старый военно-морской химик Александр Михайлович Покровский, открывший себя на закате милитаристской карьеры великолепнейшим писателем, сочувственно написал: «Можно книгу печатать, только сначала надо найти беднягу спонсора, который безвозвратно отдаст на меценатство свои кровные деньги».
Зачем спонсор? Зачем меценатство? Зачем кровные деньги? Глубоким, как «72 метра» (фильм по мотивам рассказов А. М. Покровского) молчанием ответило мне издательство «Эксмо».
Были, конечно, и другие издательства, но все они, как одно, как, например, «АСТ», ушли от авторов в глухую оборону: не принимало ничего к рассмотрению, довольствуясь своими какими-то резервами, чрезвычайно дрянными, порой. Вообще, тогда весь книжный рынок был забит похабщиной и чернухой, исторгнутой халтурщиками лихих девяностых. Тополь еще не отцвел своей антироссиянской ненавистью, какие-то писательницы с женскими фамилиями плагиатировали друг дружку, фантаст Никитин тянул псевдофэнтэзийные сопли, кто-то подражал Бушкову, кто-то Кивинову и Константинову. Емец не нашел ничего лучше, чем идти по следу Гарри Портера пера Роулинг. Зачем же в этих условиях был нужен я со своими байками о современных пиратах?
Я решил сформулировать вопрос иначе: не зачем, а – кому?
И ответил без особых мозговых усилий: я нужен самому себе.
Идей у меня было преизрядно. Печатать на клавиатуре получалось все быстрее и быстрее. Поэтому пусть все будет, как будет.
Мое решение продолжить писать совпало с поездкой на личном автомобиле в российскую глубинку. Когда-то в Тверской губернии процветали всякие Бежецки, Весьегонски, Красные Холмы и Кесовы Горы. Все эти города входили в Новгородскую вольницу, которую целенаправленно разрушали всякие князья, типа Александра Невского, и цари, типа все того же Ивана Четвертого. Что можно сказать – разрушили, обложили со всех углов церквями, а в советское время – коровниками с различным крупным рогатым скотом. К началу второго тысячелетия от коровников и церквей остались руины, народ одичал и смотрел друг на друга волком.
Здесь, в Кесовой Горе, и жил брат моей мамы дядя Степа. Сюда я и приехал на почти новом автомобиле Форд с родственным визитом. Здесь в кругу близких мне людей, выпив самогону и закусив карасями из пруда, я и поделился своими планами. Выпивка была самодельной, дяди Степиной выделки, караси были жаренными, а мы все – родней.
– И долго ты собираешься еще по морям ходить? – спросил меня дядя Степа.
– Как получится, – ответил я. – Буду книги писать, а если их издадут, то с морем сразу же завяжу. Сделаюсь писателем.
Читать дальше