Александр Бруссуев - Я написал книгу

Ну, а наши евреи – это, скорее, модное течение былых потомков царских жидов. Вредные они люди, ну так не стоит с ними водиться. Но нельзя, не по понятиям. И тот дядька с интернета – тоже, наверно, еврей.

Да и пес с ними, мой родной город загнулся не от этого. Причина в другом.

– Look at the earth from the outer space

Everyone must find the place

Give me time and give me space

Give me real, don’t give me fake

Give me strength reserve control

Give me heart and give me soul

Give me time give us a kiss

Tell me your own politik

And open your eyes.

Coldplay – Politik –

Посмотри на землю извне

Каждый обязан найти место

Только дайте мне время и дайте мне пространство

Дайте мне реальность, и не давайте подделку

Дайте мне силу сохранить контроль

Дайте мне сердце и дайте мне душу

Дайте мне время дать нам поцелуй

Расскажите мне про вашу собственную politik

И откройте глаза.

– Перевод -

Это я пропел лесным птичкам, и они прониклись и перестали предлагать мне выпить. Я вернулся домой и отправил отредактированную рукопись в издательство «Эксмо», а также в некий «Лениздат». Адресов других издательств я пока не нашел.

Помещенную в Самиздате книгу кто-то читал, теперь их там было две, поэтому народ мог выбирать. Мне даже пришел отзыв, что «язык связный, а мистика просто порадовала», я воодушевился, но ненадолго. Какое уж там воодушевление, когда что-то странное происходило вокруг.

Наш дом построен на костях. Вполне возможно, конечно, что не на самих костях, а где-то рядом, но местоположение людских захоронений лагерной поры второй мировой войны было здесь поблизости. Военнопленные из лагеря помирали от ранений и болезней, и их по соседству с этим лагерем и хоронили. Устройством всего этого непотребства занимались, в основном, финны, которые вели документы строгой отчетности: где, кого и сколько заключенных похоронили. Но приезжали фашисты, то есть немецкие фашисты, и вносили некую путанность в строгий порядок. Они почему-то не очень считались с людьми, тем более, с умершими людьми, поэтому при их визитах подчиненные им румыны из частей обслуживания закапывали павших, где попало.

Ну, а пришли наши, лагерь разогнали – ничем выдающимся он не выделялся, так – tyrma, если говорить по-фински. Название вполне срасталось с библейским понятием тюрьмы, о чем мог сказать праязык санскрит tyak(tar) – оставляющий, отказывающийся, ну а maa – это, как водится, «земля». Суффикс tar отчего-то всегда тяготел к женскому полу, будто бы в незапамятные времена в тюрьмах сидели одни девчонки. Парни, вероятно, свой преступный промысел искупали смертью.

Наши на разгоне тюрьмы не успокоились, сравняли ее с землей вместе с упокоенными в ней и поехали с песней «Катюшей» дальше карелов освобождать от векового финского рабства. Вот и вся тюремная история, поставили бараки, детский садик, потом кооперативные гаражи, а потом уже и три пятиэтажки – наши дома – и прочие индивидуальные коттеджи. Район сделался «Нахаловка», потому что добрая часть закрывшихся предприятий выдавила из себя начальственным людям частные особняки, образовавшиеся в нашем микрорайоне.

Так я и добрался до истинной причины «хаосизации» моей родной земли. Эта причина – люди, как те, что в «Нахаловке», так и те, что вне ее. Вот с этими людьми, моими соседями по двору, какими-то знакомыми по городу, ветеранами, экс-комсомольцами, рядовым орущим быдлом, молодой «пепсикольной» поросли, легионом ментов, вездесущими чурками, мне и не хотелось встречаться. Чепуха, конечно, куда ж от них деться-то, не в монастырь же подаваться! Категорично, не в монастырь. Тогда, куда? Да на Кудыкину гору, сиди и не жужжи.

Это я произнес, практически, вслух, когда тихой апрельской ночью возле моей постели возникли два силуэта: женский и детский. Призраки – не редкость в домах, устроенных на местах скорби. Сразу после заселения я уже видел их, даже хотел Лене показать, но не успел. Пришла как-то днем моя мама, тогда еще не совсем старая, помахала какими-то веточками, побрызгала какой-то водичкой, сказала на непонятном языке несколько распевных предложений, и все – не приходили больше призраки, «блазны», как у нас они назывались. Поблазнились – и хорош.

– Что ты сказала такого, от чего духи задушились? – спросил я у мамы.

– Заговор какой-то старый, – пожала плечами она.

– А на каком языке? – попытался допытаться я.

– На бабушкином, – ответила мама и больше мы к этому разговору отчего-то не возвращались.

Блазны ничего не говорили, не вздыхали, не выдыхали, стояли себе, временами сливаясь с мраком. Я подумал про Кудыкину гору, про жужжание, а еще я отчего-то подумал про баньш из моей книги, про демона Геоффа, про настырного капитана Немо. И почему-то вспомнил Черного Человека, виденного Есениным. Литературный вымысел, но до чего же хочется верить в его реальность! Может, стоит об этом исследование произвести и оформить его в книге?