Ирина Бехталь - Очень приятно, Ниагара. Том 2

– Извините, уважаемый, не могли бы вы представиться. Не очень понимаю, по какому праву вы взяли на себя роль обвинителя.

– Я – церковный староста Владимир. Сюда меня привел мой долг служения. По праву истинной веры я хочу помочь вам искупить грехи.

– Спасибо, я признательна вам за внимание к моей скромной персоне, но помощи я, вроде, не просила. Если говорить о молитвах, то никто и не обязывал меня участвовать в ритуалах, слов молитвы я все одно – не знаю. Если я оскорбила ваши чувства – прошу прощения, вовсе этого не хотела. Надо отметить, что я не «зыркала», а с уважением наблюдала. Не имею привычки оскорблять чужие принципы. Что же касается выступления батюшки, то так, отвлекаясь, мой организм проще усваивает содержание сообщения (ложь, конечно, но не объяснять же фанатику-параноику, что это не его дело).

– Вы оскорбляете не мои чувства, вы погрязли в грехах. Да еще и спокойно признаетесь, что не знакомы со священными молитвами! Тем самым потакая замыслам дьявола!

– Уважаемый Владимир! Я не потакаю и не способствую. У нас с вами несколько разные системы отсчета. Вы – человек церковный, истинно верующий, истово соблюдающий все каноны. А я вообще некрещеная, поэтому слов молитвы и…

– Так ты еще и нехристь? Человек второго сорта! – перебил меня ревнитель Бога.

Сидевшая до этого молча с опущенными глазами, Ганна вдруг встрепенулась и перекрестилась. На какие-то мгновения от неслыханного хамства меня парализовала адреналиновая атака, но внутренне собравшись, я спокойно продолжила.

– То есть вы хотите сказать, что все люди, прошедшие ритуал крещения, автоматически причисляются к первому сорту, а все прочие – второсортны по определению?

– Во истину – так.

– Тогда скажите мне, уважаемый Владимир, какой человек более угоден Богу – крещеный, но нарушающий заповеди грешник или не прошедший крещения человек, живущий праведно?

– Сколько бы не грешил крещеный, он не станет смраднее доброй нехристи. Раз человек не идет к Богу, значит, на нем дьявольское клеймо, гореть ему в аду! Никакой хитростью темноту души не прикрыть.

– А вы значит, первосортный и незапятнанный одним фактом своего ношения крестика, знанием молитв уполномочены клеймить, сортировать и карать. Так надо понимать? – постепенно тон моей речи все больше набирал децибелов, – Вы считаете праведным и угодным придти к человеку в гости и оскорблять его в его же доме? А в заповедях вашего Бога доброта, милосердие и любовь к ближнему случайно не значатся? Это вы в своих скрижалях вычитали, что к вере можно привести через агрессию и оскорбления? Это молитвы подпитывают вам снобизм и самомнение? Да будь я хоть трижды пересортица не вам судить!

– Ниги! – крик Ганны догнал меня в коридоре, прорвавшись сквозь громко захлопнутую дверь.

Я не могла больше оставаться в номере с этим божьим рыцарем ни одной секунды. Гнев и слезы перекрыли мне дыхание. Коридоры, холлы, лестницы, фигуры постояльцев, двери, окна… Куда я бежала и зачем – не знаю. Но в движении было спасение. И тут ко мне вернулся слух, я остановилась, не оборачиваясь.

– Ниги, да подожди ты! – запыхавшись, кричал Леха, – чё с тобой такое? Куда ты несешься? Пожар, что ли? Уже десять минут за тобой гоняюсь, кричу. Эй!

Пацан осторожно обошел мою неподвижную фигуру и вгляделся. В лице Алексея явственно проступил страх.

– Офигеть! Ты чё, плачешь? – видимо, в многострадальной голове сироты мой образ никак не вязался с яростью и горючими слезами.

– Тебе придется поменять кликуху, братан, – стараясь натянуть улыбку, выдавила я.

– А чё так?

– Сегодня я познакомилась с настоящим Злобатриксом.

– Понятно. Пошли, приземлимся, – Леша потянул меня за руку к скамейке под уютной пальмой, – рассказывай.

– А чего рассказывать? Клеймо на лбу видишь – «человек второго сорта»? Это печать дьявола.

Мальчишка послушно ощупал взглядом мой лоб.

– Да ты гонишь, Ниги! Это он тебе сказал, твой настоящий Злобатрикс?

Я молчала.

– А теперь я тебе скажу, – Леха зло притопнул ногой, – на нем этой твоей печати нет?

– Надо думать, что нет.

– Ага, на говне печать не держится.

Сколь ни прискорбно было мое настроение, я расхохоталась от души. Никто кроме детей не способен так искренне и безошибочно бить в самое яблочко.

– А ты… Ха-ха-ха… Экспериментатор… Пробовал ставить…Ха-ха… Печать на дерьмо?

– Гы-гы-гы, – поддержал меня мальчишка, – не-а, гы-гы, не пробовал, только наблюдал со стороны.