— Так сделай это! — сказал Оско с напором. — Но я прослежу лично, чтобы моя месть осуществилась!
Баруда заперли, и настойчивый Оско остался при нем. Гулям отправился к чиновнику, а мы стали его ждать. Вернувшись, он привел нескольких хавасов, которые и забрали арестованного. Мы с облегчением разошлись на отдых.
Мы решили остаться до оглашения приговора, а за это время осмотреть Адрианополь. Посетили мечети Селима и Myрада, а также турецкую медресе, прошлись по знаменитому базару Али-паши, совершили прогулку по реке Марине, на которой стоит город. К полудню вернулись и получили приглашение от кади. Около девяти часов турецкого времени, а по нашим часам в три пополудни, мы явились к судье.
Слушание было открытым и собрало множество народу. Каждый из нас должен был выступить, а арестованный сидел и слушал. Когда мы все отговорили свое, кади спросил обвиняемого:
— Ты слышал, что сказали эти люди. Это правда?
Тот не ответил. Кади подождал с минуту и продолжал:
— Тебе нечего возразить против показаний этих людей, значит, ты виновен во всем, в чем тебя обвиняют. Поскольку ты являешься членом банды, орудующей в Стамбуле, я должен передать тебя туда. Там же на тебя наложат штраф за похищение девушки; здесь же за попытку совершить преступление тебе нанесут сто ударов по пяткам. Немедленно! — Он кивнул хавасам, стоявшим по обе стороны от арестованного: — Принесите скамеечку и палки!
Они пошли за инструментарием.
Публика, собравшаяся на суд, явно предвкушала редкое удовольствие. Тут возникло некое оживление, не сразу бросившееся в глаза. Сзади к передним рядам медленно пробирался какой-то человек. Мой взгляд упал на него. Он был худым и длинным, одет в национальную одежду болгар, но мне показался не болгарином. Его длинные шея и нос как у птицы, тонкое лицо со свешивающимися усами и в то же время широкая грудь скорее выдавали в нем армянина, нежели уроженца Балкан.
Зачем он пробивался в первые ряды? Было ли ему просто любопытно или он преследовал какие-то особые цели? Я решил на всякий случай незаметно не спускать с него глаз.
Хавасы вернулись. Один нес специальные палки для битья, другой — специальную лавку с ремнями, чтобы привязывать руки и тело наказуемого. А в конце лавки находилось приспособление, фиксирующее ноги, чтобы ступни торчали вверх.
— Снимите с него накидку и обувь! — приказал кади.
Хавасы подошли к нему, намереваясь исполнить приказ, но тут он подал знак, что хочет говорить.
— Стойте! — крикнул он. — Я не позволю себя бить!
Брови судьи сошлись к переносице.
— Не позволишь? Кто может отменить наказание?
— Я сам!
— Собака, как ты разговариваешь со мной! Может, тебе всыпать две сотни палок вместо одной?
— Ни одного удара не будет! Ты многое наговорил здесь, но главное забыл. Или ты уже узнал где-то, кто я?
— В этом нет нужды. Ты убийца и вор. Этого достаточно!
— До настоящего момента я ничего не показывал. И бить меня ты не имеешь права.
— Почему?
— Потому что я не мусульманин, а христианин!
Говоря это, он заметил иностранца, пробирающегося вперед. Тот затаился, не делая ни одного движения, которое могло бы его выдать. Но его мина, поведение, взгляд — все было направлено на то, чтобы придать обвиняемому мужества, поддержать его. По кади было видно, что эти слова произвели на него впечатление.
— Ты гяур? — спросил он. — Может быть, франк?
— Нет, я армянин.
— Значит, подданный падишаха, которому Аллах подарил тысячу жизней? Тогда я тем более могу тебя наказать!
— Ты заблуждаешься, — возразил армянин, пытаясь придать и голосу, и осанке уверенности. — Я не подчиняюсь ни султану, ни патриарху. По рождению я действительно армянин, но считаюсь евангелическим христианином и приставлен переводчиком к английскому консульству. В настоящее время я являюсь британским подданным и предупреждаю об ответственности за скверное обращение с иностранцем!
Кади выглядел явно разочарованным. Он так хотел оказаться полезным столь высоко почитаемому в городе Гуляму — и тут на тебе! Такое выкинул этот армянин…
— Ты можешь это доказать?
— Да.
— Тогда докажи.
— Спроси английского консула в Стамбуле!
— Но ведь не я, а ты должен предъявлять доказательства!
— Не могу же я его привезти, раз я заключенный!
— Я пошлю гонца в Стамбул. Сто ударов превратятся в двести, если ты меня обманул!
— Я говорю правду. Но даже если не так, ты не можешь бить меня или выносить приговор. Ты кади, а я настаиваю на верховном суде — мевлевите.
Читать дальше