Дмитрий Котенко - Дериват

– Но теперь Вы здесь, и единственное, что Вас и коллег отделяет от прикосновения к бездне, раскаленной до трех ста миллионов градусов по Цельсию, это – время. Как ты, наверное, уже знаешь от старика, мы вылетаем к месту через пять дней.

– Да, все верно, – Ханаомэ Кид наконец поднялась со стула, хоть и продолжала смотреть на Спри. – А пока найдите себе достойный смокинг для мюзикла-балета в центральном доме поэтов Мэго. Вы приглашены вместе с составом комиссий Центрального дома, а также его всегломерационным советником на Еомор и Тал Жэ’Тьуд. Там даже будет председатель Медианного комитета со своим замом. Причем последний, Жан Ба Нео, попросил советника Моби оговорить текущий статус нашего исследования в неформальном антураже.

– Думаю, что вашему руководству здесь, в северо-западной всегломерации, не будут расстилать ковер добродушного приема. Сами знаете, что крупнейшее земное государственное образование в трех, а то и двух годах от полноценного выхода из Земного Объединенного Полиса. Тем более, этот Медианный комитет с его сомнительной в обществе репутацией…

– Кстати, я очень люблю художественные постановки, – утомленная Бэа, беспризорно оборвав мужчину и бросив тому прощальную улыбку с намеком на неправильность его ответа, удалилась. – Прощайте, Спри. Я буду в красном.

Крео еще долго смотрел ей вслед. Даже когда фигура чиновницы размылась в сердцебиении толпы, он по-прежнему представлял ее присутствие где-то там, за пределами Скорбящего Дедала.

Прошло двадцать минут, и Спри решил тоже покинуть обитель внебрачного раздолья. Позабыв о матричном штрих-коде на шее, а также удалив в сознании последние мысли о параноидальном чувстве слежки, однако же сохранив воспоминания образа Ханаомэ Кид, мужчина позволил себе таки притронуться к заказанному пару часов назад алкогольному напитку. Он думал, что зацементирует теплоту минувшего мгновения в жерлах солодового дистиллята, что непременно рассеется по закромам тела. Пробужденный в Крео внутренний романтик внезапно подумал о том, что предпочел бы биокобальтый неолагер стоящему перед ним виски.

– Прошу. Как заказывали – новодэвонский лагер, светлое. – Бармен продолжил обслуживать стол.

Крео смутился. Тут же заключение, которое электроимпульсом дефибриллятора воскресило его бдительность, заставило резко встать из-за стола и оглядеться по сторонам: незваный гость взломал нейрометку непозволительным в киберцарстве Скорбящего Дедала устройством. Кто-то осмелился поиграть со Спри, проникнув в его нейроузлы и угодив заказом желаемого сорта пива. Но кто это мог быть?

Взбудораженный чувством нейросетевой беспомощности, Крео пробирался сквозь зыбучую массу человеческой плоти, она горела от неконтролируемых прикосновений страстного пыла, словно лес пылает стихийным пожаром от разряда молнии.

Странствующий мужчина прошел толпу насквозь, но так и не заметил никакого подозрительно постороннего движения в зале. Он глянул назад на барную стойку – все тот же одинокий бармен, окруженный бездушными стеклянными придатками. Он окинул взглядом танцевальную зону и проходы, ведущие к модулям воссозданной реальности, – никаких признаков суеты. Вдруг у входа в зал, точно за спиной Крео, образовался силуэт с расставленными по ширине плеч ногами; неестественная форма капюшона прикрывала голову чужака.

Аккуратно обернувшись, Спри осознал, что вновь проиграл – зачинщик безвыигрышной для Крео партии в прятки заставил наконец мужчину столкнуться с ним тет-а-тет. Неторопливо сокращая дистанцию между человеком в черном, легкими шагами Агасфер приближался к силуэту: абрис чужака сливался с росчерками стигийских барельефов, украшающих здешние раблезианские хоромы, – казалось, что неизвестный сам вышел из оков этих настенных скульптур и принял более объемный горельефный порядок. Неестественность форм, как ранее заметил Спри, придавал капюшон, скрывавший лицо в не без того покинутом светом месте. Крео, оказавшись в десяти метрах от порождения ночи киберцарства, ухватил пристальным взором отсвет лазурной радужки, мерцавший в пугающей черноте глазного яблока чужака.

В роке отчаяния завороженный увиденным Крео предстал в знакомой по недавнему сну бесплодной пустыне. Уставившись в растянутый до бесконечности обоих краев аквариум небесного мира, Крео во всей полноте лицезрел уже не очертания, а фигуру человека в черном. Даже вырвавшиеся из погребения мертвецы – они извивались в волнообразном танце искалеченных тел за спиной у Крео – не были такими четкими, как человек в черном.