Бульки с нами всё это время нет. Когда пошёл дождь, она метнулась к каким-то зелёным кустам, и там под ними и осталась, а может ещё куда-то убежала, и мы ее больше не видели…
Мы пришли домой с отцом поздно, в кромешной темноте. На улице не горел ни один фонарь, а в небе не светила ни одна звезда. Даже луна, как назло, не смогла пробиться из-за тяжелых свинцовых туч, обложивших землю, чтобы осветить нам путь.
Мы были мокрыми, грязными, замершими, усталыми и голодными. А ещё мы вернулись без рыбы, что было очень обидно. Потому что встретившая нас серая с бело-чёрными пятнами кошка Мурка первое время терлась о наши ноги, ожидая угощения в виде свежей рыбки и жалобно мяукала в нетерпении. Откуда она только знала, что мы с папой отправились на рыбалку. А когда поняла, что мы вернулись с рыбалки пустыми, она недовольная ушла прочь. Умела бы говорить, наверное, сказала бы о нас много нехорошего, как это сделала наша перепуганная мама, особенно об отце, увёзшего ребёнка, то есть меня, «на рыбалку в ночь, грозу и дождь…».
А Булька этой ночью так и не появилась. Я думал, что она уже не вернется к нам никогда, и мне было жалко её до слез. Засыпая на мягкой кровати, лежа на чистой белой простыне под теплым одеялом, я отчётливо видел, как она, бедненькая, пряталась под кустом от холодного дождя и дрожала от страха и холода. А под утро мы услышали, как кто-то тихо скребется в дверь. Думали, что это мышь. Но оказалось, что нет.
Сколько было радости, когда мама открыла дверь, и мы увидели на пороге нашу умницу собаку, грязную, мокрую и дрожащую от холода, которая сама нашла дорогу и вернулась домой.
Я заболел. Это, конечно, плохо. Потому что у меня немного болит горло и першит во рту. Правда, уже не так сильно, как вчера, но мне все равно ещё трудно и больно глотать. А ещё у меня присутствует небольшая температура. Она тоже стала меньше, чем была вчера. Но я по-прежнему ощущаю большую слабость во всем теле и сухость во рту, и мне все время хочется спать.
Я пью разные горькие таблетки, микстуры и порошки. Кроме того мне каждый день дают по-прежнему этот противный рыбий жир, который я ненавижу, не переношу его запаха и не могу на него без содрогания смотреть.
Как ни странно, но есть в этом моем новом состоянии и некоторые для меня плюсы. И их немало. Взять хотя бы то, что все взрослые жалеют меня и заботятся обо мне. Уделяют мне повышенное внимание. Интересуются, как я себя чувствую. Подходят и трогают своими теплыми ладошками мой лоб, пытаясь так определить температуру моего тела.
А ещё большой плюс для меня в этой болезни в том, что мне не нужно утром вставать со своей теплой постели, быстро собираться, надевать свои вещи и идти пешком по улицам нашего городка в этот надоевший уже порядком детский садик, до которого от нашего дома несколько километров. А вечером опять возвращаться пешком домой. Так происходит в будние дни каждое утро и каждый вечер. Исключение – выходные, когда я счастлив больше всех на свете, потому что нахожусь рядом с родителями и мне не надо никуда идти. Но выходные пролетают так быстро, что их не замечаешь.
Когда меня собирают в садик, я всегда ору, потому что чувствую, как колется на моей спине, руках и животе эта проклятая серая новая шерстяная кофта, которую мне недавно купили на рынке, и которую на меня насильно надевают, а мне от этого очень неприятно и неуютно. Я пытаюсь сказать об этом маме:
– Колется, колется, а..а.., сними… Не хочу… а…
А она меня почему-то не слышит. И продолжает её на меня надевать. Не верит? Думает, я вредничаю Я кричу еще громче, чтобы привлечь внимание, чтобы меня услышали все, кто находится сейчас у нас в доме, и может быть помогли мне избавиться от кофты:
– Не пойду в садик, не хочу, колется кофта, сними, а…
Но мама на мои вопли не обращает никакого внимания. И на помощь мне не приходит никто. Потом мама надевает на меня пальто, застегивает, за ним опускает мне на голову шапку, и мы выходим с ней на улицу и идём в детский садик. Мне неуютно себя чувствовать в колючей кофте, и я всю дорогу об этом ей твержу…
Кстати, я потом всю жизнь ненавидел вещи, в которых присутствует шерсть, потому что они всегда кололись, когда я их надевал, и от этого меня пробирал мороз по коже. Когда я служил в армии, я ненавидел солдатскую шинель, мне в ней было неуютно по той же причине. Она тоже немного кололась, и мне приходилось это терпеть…
Читать дальше