– Вы готовы заняться делами, сударыня?
Конечно, готова. Гм, я имею ввиду – юридически.
– Разумеется. Дела, господин представитель, прежде всего.
Наш правовед сидел, раскладывая бумаги из портфеля и напевая что-то из недавней оперной арии. Услыхав шаги, поднял глаза, уставился на меня и даже встать забыл. А тут еще Грета высунулась из кухни и предложила угостить господина представителя кофе. Не знаю, что уж ему не понравилось – что нещадно дымила плита, как в преисподней, или что Грета сжимала в руке здоровенную кочергу.
Видимо, поэтому с делами мы управились быстро, часа за полтора, хотя я рассчитывала провозиться до вечера. Гость, слегка нервничая, собрал подписанные акты расчетов и попросил разрешения откланяться. У ворот я вспомнила, что святой Ансельм, чей день сегодня отмечали, считался поборником справедливости и покровителем всяких судей, стряпчих да прочих крючкотворов, и вроде как патроном нашего гостя, и поздравила с праздником.
– Да-да, со святым днем вас, – кивнула Грета, держа в руке какой-то дрын. Зачем он ей… А, ладно. Взяла – значит, нужен был.
В дупле заухал невидимый Максимилиан.
Представитель совета поглядел на дуб, потом очень серьезно поблагодарил и пожелал мне больше не влезать в передряги вроде той, из которой я только что выбралась. Я тоже от души поблагодарила и ответила, что постараюсь.
Уезжал наш гость так резво, что чуть не скатился в придорожную канаву. Когда его коляска скрылась за поворотом, я обернулась и посмотрела на наш дом.
Ройбер-Херберге стоял под пасмурным зимним небом со своими замшелыми крышами, стенами из темного камня и совиными барельефами. Старый нерушимый дом, настоящее разбойничье логово… Совы выглядели умиротворенными. Понимали, что тучи над берлогой Вандервельтов наконец-то разошлись.
Кое-какие дела на сегодня еще оставались – надо было затеять стирку, пока снова не ударили морозы, и прибрать мастерскую. Может, в городок съездить успеем, как собирались. Было не до гостей, так что колокольчик на воротах звякнул совсем некстати.
– Ты тоже слышала или мне показалось? – спросила я Грету.
– Вроде кто позвонил. Может, опекунский господин вернулся?
– Это вряд ли…
За калиткой никого не было. Странно – шутить тут некому, народ в округе серьезный и делами занятый. На дороге тоже никого. А на кованом завитке ограды висело подобие букета.
Собственно букетом это назвать было сложно: выставили бы такой в цветочной лавке, не каждый бы понял. Корявые сосновые ветки в пятнах сизого мха – это еще надо было найти такие узловатые и кривые, – связанные грубыми нитками. На нитках нанизаны простые стеклянные бусины.
И вроде бы обычная штука… Ветки с дороги, нитки из какого-то сарая, бусины такие, что мимо пройдешь – не взглянешь. Но вместе смотрелось так, что и словами не передать. Будто господин леший из Брокхольма самолично собрал мне подарок.
Из-за рваного облака глянуло солнце, бусины вспыхнули, и ветки осыпало сетью сверкающих искр. Отчего-то стало легко и радостно – словно прошуршал по крышам весенний дождь и раскидал по деревьям свои хрустальные подвески. Пахнуло в лицо талым снегом и сыростью болот. И я будто услышала, как стучат по карнизам и водосточным трубам капли, и вспомнила, как мы бегали по лужам – тогда, давным-давно, в детстве…
Об авторстве долго гадать не приходилось: среди моих знакомых и друзей лишь один мог в два-три движения создать диковину из всего, что нашлось под рукой, будь то шишки, листья, обрывки лент или камешки. Но для верности на нитке болталась короткая записка.
«Уважаемая госпожа Вандервельт!
Ничтожный слуга шлет горячий привет хозяйке здешних мест. Я случайно проезжал ваши отдаленные дикие края, опасные для всякого нормального человека, издали взглянул, как гордо реет над крышами родовое знамя, и слеза умиления…»
– Отто, вот балбес… – ну кто же еще это мог быть! И громче добавила: – Если кто-то хочет полный церемониал, то пусть подождет месяц-другой. Приведем в порядок дом и откопаем знамя. Где прячешься?!
Из-за тополя напротив ворот вышел Отто Бернстайн. Снял шляпу и отвесил изысканный поклон.
– Как поняла, что я здесь? – широко улыбнувшись, спросил он.
– Станешь ты забираться в наши дикие отдаленные края, только чтобы оставить письмо и глянуть на крышу…
– Так я к тете приехал погостить, она же в Альтингене живет, – ответил Бернстайн. – А в городе каждая собака знает, что в Брокхольм вернулась хозяйка. Сама посуди, разве я мог не повидаться?
Читать дальше