Василий Щепетнёв - Выбор Пути

Я никак не соберусь послушать пластинки. Оправдываюсь тем, что они стереофонические, а проигрыватель моего «Фестиваля» — моно. И на даче Стельбова тоже моно, только там стоит «Ригонда». Так что подожду подходящего случая.

Вот интересно, писатели, получая от издательств свои книги, перечитывают их? Или достаточно осознания, что книга напечатана? Ну, и гонорар.

Деньги, кстати, нам с Ольгой причитаются невеликие. Зато обещают большую статью в «Советской Культуре» и журнале «Театр». Не о нас, но и о нас тоже. Какие мы молодцы, однако.

Раздав подарки (тоже духи и косметика) и отпраздновав встречу после разлуки, перешли к планированию на лето. Собственно, всё было ясно: Лиса руководит сельхозотрядом курса, Ольга едет на три недели в Карловы Вары с Андреем Николаевичем, а я… Даже и не знаю.

Нет, знаю. Буду писать книжку о Дортмундском фестивале. Для третьеразрядников. Просто и доступно. Там и писать-то всего ничего. Потому что уже написано. Я писал для «Фольксштимме», и тут же отсылал. Почему-то письма из Дортмунда в Вену доставляются гораздо, гораздо быстрее, чем из Дортмунда в Черноземск. И посылать отчеты в «Молодой Коммунар» смысла не было никакого. Пока придет первое послание, турнир уже кончится.

Вот я переведу письма в «Фольксштимме» на русский, немножко дополню, дам Антону, пусть тоже напишет что-нибудь, полезное для «Школы Ч», и «Молодой Коммунар» издаст их приложением к газете. А там и очередная брошюрка. Когда накопится сто партий, брошюры сложатся в книгу, «Мои победы», сборник всех победных партий, начиная с Тулы. Опять же — для широких народных масс. С объяснением каждого хода.

Но это так, пустое. Это я сделаю за три дня — не сборник, понятно, а турнирную брошюрку. Вопрос, что я буду делать дальше?

Ну, вот сейчас, в данный момент я собираю личинки и жуков.

А потом? Развлекаться и бездельничать: ловить рыбу и собирать грибы.

Потом наступило скоро: я осилил последнюю грядку. Все вредители изолированы и приговорены, а приговор, в лучших традициях, приведён в исполнение безотлагательно.

Я сел на скамеечку и стал отдыхать. Привыкать к положению «голова наверху», потому что собираешь личинки совсем в другом положении. Сосуды должны привыкнуть к высоко поднятой голове. Иначе человек почувствует себя скверно и будет стремиться к позе Зю. Или встанет на четвереньки. В общем, будет благодарить и кланяться, кланяться и благодарить.

Пока я возвращался к прямохождению, тучки из легких стали тяжелыми. Начал накрапывать дождь — скандинавский циклон пришел досрочно.

Я отправился в дом. Не знаю, придут девочки, нет — при Андрее Николаевиче они соблюдают приличия. Ведут себя чинно. Но не чопорно. Так что запросто могут прийти. И, разумеется, уйти.

Я уже собрался в душ, как открылась дверь. Девочки? Нет, Андрей Николаевич. Поздоровался, прошел в гостиную, сел на диван.

Хочет что-то сказать?

— Кузнецов умер. Семен Николаевич.

С директором сахарного завода я встречался дважды. Непростой человек, совсем непростой.

— Ты, Миша, оказался прав. Неизлечимая опухоль, — и смотрит на меня внимательно.

А я молчу.

— Ты вот сразу распознал, хоть и студент, а каборановские коновалы…

— Насчет коновалов, Андрей Николаевич, у меня есть интересный документ. Сейчас принесу, — и я поднялся в мезонин, где в шкафу на полке, предназначенной для всячины, хранил в предчувствии этого ли, иного разговора каборановскую газету «Путь коммунизма» за 27 октября прошлого года. Попросил знакомых из славного городка Каборановск, они и раздобыли.

— Вот посмотрите, Андрей Николаевич, — протянул я газету Стельбову.

— Что смотреть-то?

— А я карандашом обвел. Синим.

— Я очки не взял.

— Ладно, расскажу так. За Каборановской центральной районной больницей закреплено столько-то гектаров свекловичного поля. Врачи, медсестры и санитарки ударно трудятся на нём с весны до осени, и теперь, собрав хороший урожай, взяли повышенные обязательства на год будущий.

— И что из этого следует?

— Из этого следует всё, — ответил я.

— В смысле?

— Огород пашет трактор, людей возит «Волга». Если людей начинает возить трактор, да ещё в тележке, ничего хорошего не получается.

— Ты, Миша, смелым стал. Не боишься?

— Нет. Потому что с умным человеком говорю. Вы ведь и сами прекрасно знаете: из шести лет обучения год приходится на колхозы. Остаётся пять лет. Год пропадает. Ну, в смысле обучения. Так?

— Допустим.