Стефан Грабинский - Остров Итонго

Благодаря мудрому правлению короля началось возделывание зерновых, развилось садовничество. В летний период, между октябрем и мартом, когда влажные пассаты с юго-востока сталкивались с горным хребтом и приносили обильные дожди, на полях созревала пшеница, ячмень, кукуруза и бататы, сахарный тростник, бамбук, табак, хлопок, рис, маниока и таро.

В садах и на плантациях собирали бананы, плоды гуавы, фисташки, дыни и сочное авокадо.

В этот период воздух был наполнен ароматом миндального дерева и пименты, из коровьего дерева сочилось питательное молоко, пахла корица и апельсины.

На ветвях xеномелесa поспевали плоды, которые растертые ближе к осени в однородную массу, смешанные с молоком кокосовой пальмы и пропущенные через сахарный тростник, давали сладкий и прохладный шербет.

Итонгане работали в поте лица и кропотливо строили новое будущее, обожествляя короля и его таинственную звезду. А король улыбался и собственным примером воодушевлял к дальнейшим делам.

И только один человек на острове не одобрял рвения Чандауры и с недоверием относился к его начинаниям. Человеком этим был Атахуальпа.

— Джон, — говорил он часто Гневошу. — Я вижу, что ты серьезно занялся этим островом и его жителями. И король из тебя нешуточный. Столько лет прошло со времени нашей вынужденной высадки на этом экзотическом берегу, а ты и не думаешь возвращаться в Европу. Тысяча тайфунов! Что касается меня, то я сыт по горло, и если бы не на наша дружба, old fellow, я давно бы уже построил свою «Маркизу» и дал бы такого стрекача, что только пыль столбом. Что, собственно, держит тебя на привязи? Руми? Такой мужчина, как ты, мог бы так вскружить ей голову, что она сама пожелала бы уехать с тобой на край света. Моя Итоби, например, давно уже заявила мне, что если я однажды захочу отсюда смыться, то она покинет родину и пойдет за мной без тени сожаления. Отважная женщина!

Но Гневош уверял друга, что не возлюбленная удерживает его на острове. Прижатый к стене дальнейшими расспросами Питерсона, Гневош, наконец, открыл правду:

— Меня здесь удерживает жажда власти и стремление управлять людьми. Тут — я король, а в Европе был бы обыкновенным инженером. Кроме того, здешний климат и окружение влияют на мое психофизическое состояние, а особенно на мой медиумизм, который с каждым годом ослабевает и постепенно исчезает. А именно к этому я и стремлюсь. Я больше не хочу быть ни «слугой духов», ни даже их «избранником». Вместо того, чтобы посредничать между ними и живущими, я сам правлю здесь людьми. Из пассивного медиума я постепенно превратился в правителя. В течение десяти лет моего пребывания на Итонго я добился в борьбе с потусторонними силами таких результатов, что, как мне кажется, я уже вижу в недалеком будущем день моей окончательной победы и избавления. Согласись, я произвел на этом архаическом, пропитанном затхлой древностью острове колоссальные изменения. Я почти полностью осовременил жизнь итонган, пробудил их от многовекового сна, привил им интерес к новой цивилизации, научил современной организации труда. Но мне этого недостаточно. Скоро я возьмусь за их верования, за религию. Я найду подход к их сердцам.

И только если я оступлюсь и начну проигрывать, то воспользуюсь тем последним средством, которое ты мне предлагаешь. Убежать отсюда я всегда успею. Я прекрасно понимаю, мой дорогой Уилли, что аргументы, которые меня здесь удерживают, ничего для тебя не значат.

Поэтому, несмотря на все, несмотря на твою неоценимую дружбу, я не смею тебя дольше здесь задерживать и, если такова твоя воля, достраивай побыстрее свою «Маркизу», снаряжай ее всем необходимым, собирай запас провианта и счастливо возвращайся в Европу вместе со своей Итоби. Как знать, может быть и мы с Руми вскоре последуем вашему примеру и встретимся с вами в каком-нибудь из портов южной Англии. Но пока мое место здесь — до дня окончательной победы или… полного поражения.

Питерсон вздохнул.

— Ты упрямый, как баран, Джон. Ничего не поделаешь. Хочешь не хочешь, а придется мне ждать окончательного разрешения ситуации. Остаюсь.

Гневош поблагодарил его сильным рукопожатием. Больше они к этому вопросу не возвращались, но после того разговора Питерсон стал чаще, чем прежде, заглядывать в бухту Серых Утесов на западном побережье острова, у подножия базальтовых склонов горного хребта, где на маленькой пристани он заканчивал постройку «Маркизы» — юркой, как волчок, двухмачтовой шхуны.