Стефан Грабинский - Остров Итонго

Действительно ли, после всего им пережитого, лишь обыкновенная случайность является виновницей того, что он оказался в этом месте? А может быть, это не случайность? Может быть, он пришел в самое время?

Медленно, улыбаясь, он отодвинул засов.

— Мой король! — запротестовал один из стражников. — Время, назначенное судьями, еще не истекло. Сейчас всего лишь полночь.

Чандаура окинул его строгим взглядом.

— Брат мой, — медленно произнес он. — Молчи. Не подобает солдату сдерживать своего короля и вождя.

Воин выпрямился и словно окаменел. Какое-то время король еще колебался и прислушивался, держа руку на засове. Гробовая тишина, царившая внутри, лишала его смелости. Вдруг среди этой тишины раздался дикий, безудержный смех… Его эхом отразили прибрежные скалы, повторили леса и поглотила ночь. Чандаура открыл двери.

На пороге показалась освещенная полной луной фигура шамана. Он стоял, безумно всматриваясь в пространство, а через мгновение снова разразился ужасным хохотом. Его тело обвивали две змеи — гремучник и кобра. Первая из них, обмотав кольцами шею Маранкагуа, зависла над его головой, словно диадема. Вторая, не менее злобная, опоясала его торс и приближала раскрытую для атаки пасть к его груди. Ужасный раскат смеха, должно быть, раздразнил рептилию. Глаза змеи наполнились кровью, хвост несколько раз яростно метнулся и пасть впилась в левый бок шамана. С лица Маранкагуа исчезло выражение безумной радости, ее место занял адский страх. С глухим ревом он бросился бежать.

Он несся, как стрела, выпущенная из лука — через гущи катальпы и цекропии, заросли папоротника, колючие купы мульги, — пока не оказался среди скал. Его черная, высокая фигура, увенчанная зигзагообразными телами змей, мелькнула на остроконечной прибрежной скале, перескочила с невероятной смелостью на соседнюю скалу, проскользнула, словно молния, по базальтовой глыбе и рухнула в море. Но до поверхности воды он не долетел. По пути к океанской бездне тело колдуна наткнулось на торчащую из воды остроконечную вершину рифа и, пронзенное насквозь, повисло на ней, как нанизанное на шпильку насекомое.

Так закончил свою жизнь Маранкагуа, главный шаман итонган, колдун, предсказатель и лекарь, называемый Великим Врачевателем. Его останки, высохшие и почерневшие от солнца и морских ветров, еще долго виднелись на вершине остроконечной скалы. Но, наконец, одна из высоких волн, размахнувшись с громким всплеском, дотянулась до него, подняла и унесла далеко в безграничный простор океана…

Десять лет прошло с тех пор, как океан выбросил на берег острова Итонго двоих белых людей, и девять с лишним лет со времени, когда один из них, названный Чандаурой, взял в свои руки королевскую власть. За эти годы многое изменилось, и вереница событий, которые до сих пор сменяли друг друга со скоростью сонной улитки, теперь превратилась в несущийся с невероятной быстротой горный поток. Безвозвратно кончилась многовековая дрема времени, и в мир победоносно ворвалось движение. Во сто раз возросла ценность и значимость каждого часа.

Исчезли минуты, плывущие в тихой задумчивости — вязком иле, лениво тянущимся из прошлого, — а наступили минуты новые, наполненные делом, минуты-искры, с упорством преобразующие облик земли. Все двигалось вперед с головокружительной скоростью падающего метеора.

Кому нужна такая спешка? Какой прок от этой скорости? Какова ее цель? Какова причина?

Никто ничего не знал, никто ни о чем не догадывался. Конечно же, кроме самого короля и его советника и друга, Атахуальпы. Так хотели белые правители. Итонгане послушно исполняли их волю и слепо и, возможно, вопреки собственному желанию ускоряли темп жизни на своем острове.

Старые селения и деревушки превратились в города и городки, в которых с утра до вечера, в больших домах, где все двигалось и откуда доносились неслыханные прежде звуки, трудились люди. Как из-под земли вырастали заводы, мануфактуры, фабрики, доменные печи и мастерские. Строились больницы, школы и приюты. В горах открыли прииски серебра и золота, медные, железные и кобальтовые рудники. Добытые там металлы привозились по узкоколейным железным дорогам в близлежащие города и перерабатывались для человеческих нужд в огромных кузницах и комбинатах.

В лесах под свист пара работали неутомимые лесопилки, а по блестящим рельсам неслись железные тележки, загруженные хинным, хлебным, каучуковым, камфорным, сандаловым деревом, эвкалиптом, сосной каури, казуариной, араукарией и пальмами.