– Нашли, значит, – поскоблил я щетину на подбородке.
– Ну а ты как думаешь… У соседа на участке, под компостом. В самом что ни на есть дерьме. И гранатка под баней. В подполе дома кое-что по мелочи завалялось... Живчики вы с корешком, я погляжу. С выдумкой прячете. Ну да ладно. Я не изверг. Куда положили, там и заберете. Достойные экземпляры. Чисто по-мужски завидую.
– Это как? – удивился я. – Оставляете что ли?
– Ну да, – легко согласился Олег. – Оставляем. Полноразмерные макеты образцов стрелкового оружия времен Второй мировой войны.
Уразумев, я скорбно опустил головушку. Бедный Димыч.
А чекист продолжил.
– Ты мне лучше вот чего скажи, герой-фронтовик. А что мы еще не нашли и где его искать? И сколько у вас добра этого припасено? Вопрос, как ты понимаешь – не праздный.
Я набычился.
– Ничего я тебе не скажу. Делай, чего хочешь. И задай себе вопрос, пожалуйста. Это что за такая у нас жизнь пошла, что взрослые, абсолютно адекватные люди, не пацаны вовсе, предпочитают под статьей ходить, но не спешат сдавать родному государству всякие огнестрельные штучки, найденные ими в полях и лесах нашей необъятной, а? И ведь не зря, как выяснилось.
А ты думаешь, таких мало? Много, Олег. Много. И ведь никто их действия не координирует. И не для криминала все это припасается. И еще спрошу, раз ты у нас слуга государев. А почему на исходе седьмого десятка лет все это оружие до сих пор в массовом, подчеркиваю – массовом порядке валяется неприбранное? Так же, как и бойцы непогребенные.
Почувствовал, что не на шутку завожусь, но, мысленно махнув рукой, продолжил.
– А сказать тебе, друже, чего это ты с нами так деликатничаешь? Что, совесть мордует?! Подставил ненароком случайных людей, да еще и бульончик на этом деле сварганил. Наверняка ведь взяли вы там, в лесу, сыночка этого. Живьем взяли. Если и есть пара дырок, то они не в счет. И совсем кердык теперь папе-мафиози. А только не было у тебя права не предусмотреть карьер. Не было! Да и не допустить огневого контакта с заведомо невооруженными людьми ты был просто обязан, – я уже почти кричал.
У Олега заходили желваки на скулах. Он тяжело взглянул на меня.
– Ничего я тебе, Витя, объяснять не буду. Поймешь – хорошо. Не поймешь – так тому и быть. Каждый, Виктор, должен делать свое дело. Я делал свое. И поверь мне – хорошо сделал.
Я, оскалившись, продекламировал:
– «Как просто быть ни в чем не виноватым
Солдатом, солдатом».
Волшебное слово – приказ. Да?
Ладно я с Димычем. Когда это наша держава граждан своих за людей держала? А немцы причем? Вы же девчонку совсем под пули кинули! Ты, боевой офицер! И добро бы сам был уверен, что жучара этот твой мафиозный гарантированно огребет по полной. Так ведь знаешь, что нет. Ты в клювике добычу в контору притаранил, а распоряжаться ей совсем другие будут. И тут уж как карта ляжет. Если сторгуются эти коты сытые с пухлыми лапками за твоей спиной, то не исключено, что барыга этот через месяцок на свободе гулять будет. И не только за бабки, скорее всего. А за информацию, за компромат небезынтересный. Окажется полезным – будет гулять. Пусть не здесь, а на исторической родине. Пусть пощипанный, но на свободе.
Я выдохнул и судорожно закурил, остывая.
– Знаешь, Олег. Без обид, но... Есть у меня приятель. Из бывших ваших. Хоть и говорят, что ваших бывших не бывает, но все же... Так вот, ушел он из конторы в самом конце девяностых. Ушел в никуда, как голой жопой в сугроб сел. Всю жизнь в погонах, а тут... Сам понимаешь. Без жилья и за три года до пенсии. Так вот, аргументы у него очень простые были. Шел, мол, служить государству. А служу – непонятно кому. Страшная штука – совесть.
Тяжело с ней служить, когда главная добродетель – беспрекословное подчинение приказу. А отдают его тебе сплошь и рядом не очень достойные люди, для которых понятие совести с успехом заменено целесообразностью, а то и просто конкретной выгодой.
Я ухмыльнулся от неожиданно пришедшей в голову крамольной мысли.
– А то, что мы с тобой сейчас на эти темы разговариваем, говорит о том, что хреновые у тебя педагоги были, братан. Раз совесть твою не до конца выкорчевали. Либо служишь ты не как положено. Ненадежный ты кадр, получается. Мои соболезнования, – и преувеличенно озабоченно затянувшись, выпустил шикарное кольцо из сигаретного дыма.
Олег, помолчав, с непроницаемым видом сказал:
– Не мы разговариваем, а ты разглагольствуешь. Почувствуйте разницу. Резюмирую. Ни одного ангела я в этой кухне не наблюдаю. У каждого свои скелеты в шкафу. С этим – все. Я к тебе еще домой загляну на днях. Будет желание – договорим.
Читать дальше