Александр Дёмышев - Тихий океан… лишь называется тихим

Матрос вновь оказался один посреди мрака бушующих волн. В отличие от прошлой ночи голова соображала ясно. Ведь будучи в коротком плену удалось набить желудок и отоспаться. Но от этой ясности соображения стало парню не по себе. До него сейчас только дошло, какая кошмарная участь его подстерегает. Акулы! Израненное пытками тело кровоточило в нескольких местах, а на занятиях в учебном отряде рассказывали, что акула чует запах даже капельки крови чуть не за милю! Страх охватил парня. Зубы выбивали чечётку не от холода. Воображение рисовало остромордых чудовищ, снующих вокруг, готовых растерзать плоть человеческую и сожрать её без остатка.

Витёк, тяжело дыша, пытался успокоить нервы. Паника – первый шаг к гибели. Только спокойно поразмыслив, можно хоть что-то придумать. Но что? По сути, оставалось лишь одно – надежда. Надежда, что он будет спасён раньше, чем съеден. А до утра ещё далеко. Мрак! Холод! Завывания ветра! Волны всё круче! Бездна под ним. Интересно, какая глубина? Метров сто? Километр? Ужас! Как же рвался он на чемпионат в Киев, и насколько мелким, ненужным кажется это сейчас! «К чему все титулы и достижения, если в любую минуту ты можешь отдать концы? И что останется? Ноль. Пустое место. Или как?»

Немного успокоившись, начал Витёк размышлять. «Ну, сдохну, коли суждено. Все когда-то умирают. А Косте Куртееву повезло – болезнь вовремя скрутила. Видать, любит его Бог. О чём я?» Витька осёкся. И вдруг горячие слёзы полились по щекам. Мысленно он говорил сам с собой:

– Человек – звучит гордо, но кто я? Букашка, барахтающаяся посреди мрака бушующего океана. Пылинка, которая сегодня есть, а завтра нет. Всё зависит только от меня? Акулы, пожалуй, посмеялись бы, если б умели. Что ж, пора взглянуть правде в глаза. Шансы на спасение минимальны, только чудо может помочь. Только Бог.

Витька знал, что не достоин чуда, но губы беззвучно шептали:

– Вот я, Господи, посреди ада, и нет мне спасения, кроме Тебя. Я отвергал Тебя всю жизнь, но Ты терпел. И всё, что Ты делаешь – мне на пользу. Ты дал мне урок и подверг стольким испытаниям, но не погубил. Не погубил! Что же мне делать-то? Без Тебя пропаду! Да, если и сгину, то поделом мне. Но Ты один можешь всё . Прости меня и спаси, если хочешь.

Он знал, что не заслуживает спасения. Сколько ему ещё отмерено: минуты, часы? Какая разница! Пора итоги подводить. Парень мысленно прощался с родными и близкими. Помянул и погибшего на войне батю. Вспомнил и маму с бабушкой, братишек и сестрёнок. Пришёл неожиданно на память тот долговязый пленный немец, которого по глупости обозвал свиньёй; если б он только мог сейчас перед ним извиниться!

И тут понял Витёк, что именно сейчас и нужно попросить заочно прощения у всех кого когда-то обидел. Вспоминал, извинялся и сам прощал: и друзей, и врагов, и всех, всех, всех. Теперь можно и отходить. Успокаивалось море, стало спокойней и на душе, особенно когда от горизонта проглянули первые лучики. А когда чуть рассвело, обнаружил Витёк, качающийся на волнах в десятке метров тот самый спасательный круг. Матрос почти не удивился, он даже не стал дёргаться. Странное дело – круг сам не спеша подплыл, осталось только руку протянуть. Навалившись на спассредство, Витька вновь погрузился в воспоминания и размышления. Почему-то внутрь круга он не полез…

День в разгаре. Человека качают волны. Солнце штурмует высь ярко-синего неба. Жарит оно, ровно громадная сталеплавильная печь. Болящие из-за бликов глаза закрыты. А в пересохшем горле першит так, что глотнуть больно. «Пить! Как же хочется пить!»

После всего приключившегося за двое суток неясно – жив или мёртв; странно как! Быстро текут, мелькая отдельными картинками, воспоминания. Проносится недалёкое прошлое. Родные и близкие. Товарищи и друзья. Детство на окраине Кирова, оборванное войной; завод, ставший линией фронта; бои на ринге и повестка в военкомат…

Тихо стирается грань между дельными мыслями и бредом. «Как найти выход посреди океана? … Интересно всё же: видит ли сверху Бог меня – щепку, носимую волнами? … А сегодня он и вправду тихий, этот океан…»

Сознание медленно уплывает, в голове остаётся лишь монотонное: «Не погуби… Не погуби… Не погуби…» Усталые пальцы разжимаются, выпуская спасательный круг, благодаря которому держался за жизнь. Сон или явь? Снова война; точнее, самый её конец. Длинный протяжный гул, нарастающий издали. «Бред? Галлюцинация? Заводской гудок! Наш филейский заводской гудок! Откуда бы ему здесь взяться?» Разлепив веки, матрос долго щурится. Боясь обмануться, пристально всматривается вдаль. Гул всё сильнее, но это не бред. Корабль, большой белый корабль, идущий прямо к нему. Пальцы судорожно цепляют леер чуть не ускользнувшего круга. Теперь можно и название на борту различить. В соображающей с трудом голове буквы складываются в два слова: «Красный Херсонес». Наши.