Максим Дуленцов - Земля забытого бога

– Тебе лишь бы гадость сделать какую-нибудь, – грустно заметила блондинка. – А как же возвышенные чувства, ведущие к необдуманным поступкам, к сумасшедшим вещам?

– Милая, а это не одно и то же? Ты всё время забываешь, что мы неразлучны, без меня нет тебя, без тебя – меня. Добро и зло никогда не живут отдельно, это лишь звенья одной цепи, никто из людей не может сказать, что вот это – добро, а это зло. Мы, как олицетворения таких категорий, субъективны и неопределенны.

– Ах да. Все время считаю тебя мерзкой тварью. Привыкла, прости, так уж заведено. Но ты права, в деревне скучновато. Поехали тусить в клубец, сегодня пятница? Наше время!

Брюнетка кивнула, и дамы, шурша платьями, под одобрительный взгляд администратора покинули территорию кафе. Администратор выглянула на улицу полюбопытствовать, на чем дамы приехали, но деревенская улица была пустынна – ни дам, ни машин, никого. «Блин, зачем я водку запила той просроченной “колой”?» – подумала администратор.

В реставрационных подвалах отдела серый человечек Вадим Павлович тщательно изучал фолиант, который выпросил у Садомского. Он щупал страницы, рассматривал корки, нюхал переплет, как всегда, разговаривая сам с собой вслух. У Вадима Павловича была такая привычка, он не таил в закромах своего разума тайн, он всегда говорил то, что думал, будь это на людях или в одиночестве, как сейчас. Возможно, это его странное свойство не давало ему профессионально расти, а может быть, он к росту и не стремился, ему работалось вполне комфортно среди любимых черепков.

Однако любой мозг любит новое, не исключением был и мозг Вадима Павловича, а тут такая интересная книга. Тайком, пока Садомский бывал в отлучках, Вадим Павлович фолиант перечитал и оценил его как невнятное творчество одинокого средневекового человека. Но переводить на такое прекрасный пергамент было, по его мнению, верхом расточительности. Да и пергамент казался старше чернил и переплета с тяжелыми кожаными корками.

– Ну-с, что же ты за маг, который писал ерунду на дорогом материале? – спрашивал пустоту реставрационной Вадим Павлович, с лупой рассматривая страницы. Неожиданно он взял со стола скальпель и осторожно начал подрезать лист древнего фолианта. Это был смелый шаг – портить артефакты ему претило, но догадка была верной.

– Ах ты, я же говорил, говорил! Слишком толстые листы, пергамент обрабатывали тщательней, зачем в седьмом веке переводить такой прекрасный продукт? Вот, вот, сейчас взглянем, вроде поддается…

И верно, под острым скальпелем лист пергамента медленно расшивался на два отдельных. Вадим Павлович закончил почти хирургическую операцию, раскрыл полученные два листа из одного и задумчиво начал рассматривать разворот в лупу.

– Однако, это же… это древнеперсидская клинопись… Я совсем не силен в ней, так-так… – Вадим Павлович мелкими шагами почти побежал куда-то в глубину помещения, долго копался, чихая от пыли, затем появился вновь у препарированного фолианта с толстой книгой в руках.

– Так-так, словарь нашел, посмотрим… Точно, древнеперсидский. Получается, что этим надписям гораздо больше лет… Я ошибался, я датировал седьмым веком переплет и чернила! А тут склеенные для чего-то по две страницы, пергамент более древний. А если это древнеиранский, в чем нет сомнения, то это примерно от шестисотого до трехсотого года до нашей эры… Это же невозможно! Очень интересно, и что тут пишут? – Вадим Павлович приник к лупе, стукаясь очками об её стекло. Он то и дело листал толстую книгу, принесенную из недр реставрационной, и вновь впивался вооруженным глазом в слабо проступающий с препарированной страницы новый, только что показавшийся на свет древний текст на давно забытом языке.

К вечеру серый человек вновь взялся за скальпель, расшивая пергамент, и вновь клинопись, порой совсем невидимая от времени, проступала на развороте новых страниц. Вадим Павлович работал всю ночь, прерываясь лишь на чай в термосе, что был у него всегда с собой, а к утру и десяти процентов пергамента расшито не было. Но он был почему-то весел, возбужден и доволен.

– Ах, какой молодец Станислав Николаевич, какой человечище! Ведь эдак и докторскую защитит, и научные труды опубликует, пожалуй, и на премию тянет, и на гранты. Ну, великий человек, обнаружил столь значительную вещь! Нет, все-таки руководитель наш очень умный, очень. Вот чуть помогу ему, как не помочь, человек занятой он. Ах, Станислав Николаевич, какой молодец!