Артур Дойль - Мир приключений, 1923 № 04

«А что если калитка заперта? Как я увижу Уоттона? Как поговорю с ним о Регине? Может быть, он опять скроется на несколько дней в этот каменный мешок и помолвку придется отложить!»

Так думал я, как вдруг какой-то белый предмет на дорожке приковал к себе мое внимание. Я быстро подошел, нагнулся и поднял его.

Сомнений быть не могло — это платок Регины, пахнущий ее духами! Сердце мое упало и перестало биться. Обрывки мыслей замелькали в голове.

«Регина там?! Что это значит? Зачем?» Наконец, одна безобразная мысль молнией прорезала мне мозг.

«Боже! Неужели же он…»

За оградой протяжно и жалобно завыла собака; ей ответила другая еще более ужасным воем.

Эти звуки ударили меня по нервам, как плетью. Я сорвался с места и бросился к калитке. Я в бешенстве толкнул ее ногой и, о радость! — она бесшумно открылась предо мной.

Яркий свет из окон лаборатории в первое мгновение ослепил меня и заставил закрыть глаза. Но я скоро освоился и уже мог ясно различить все, что делается в зале.

Регина лежала на операционном столе и профессор стоял над ней, держа ее за пульс и внимательно следил за ним. Из рук, ног и шеи Регины выбегали алые струйки крови, — там, где были вколоты иглы. Склянка «сыворотки бессмертия» искрилась золотым огнем рядом на столике. Я дрожал, как в лихорадке, зубы мои стучали и ноги отказывались повиноваться. В первый момент мне показалось, что Регина еще жива, но когда я вгляделся в ее лице — у меня не осталось сомнения в том, что Регины больше нет!

Эта мысль, подобно развернувшейся с силой пружине, подбросила меня и я, плохо сознавая что делаю, побежал к двери лаборатории, сопровождаемый воем собак.

«Он сумасшедший, он безумный!» Вот мысли, которые колотились у меня в голове, как в пустом ящике. Добежав до двери, я навалился на нее всей тяжестью тела, думая, что она заперта. Но тело мое, не встретя сопротивления, вместе с раскрывшейся дверью, влетело в комнату. Я еле удержался на ногах. Раскрывшаяся с шумом дверь заставила зазвенеть все эти колбочки и реторты. Я ринулся в операционную. Не знаю, были ли у меня в этот момент какие бы то ни было мысли в голове; я не сознавал, что я сделаю. Но как только я показался на пороге операционной, Уоттон встретил меня холодным, твердым взглядом, сразу отрезвившим меня.

Без сомнения, он слышал стук двери, слышал необычайный вой собак и знал, что кто-то вошел. Я замер на месте при виде Регины, безжизненное тело которой лежало на столе.

— Все идет великолепно! — сказал Уолтон бесстрастным голосом. Сыворотка уже начинает действовать…

Я впился глазами в лицо Регины и ждал. Прошел-ли час, прошла-ли ночь — не знаю. Мне казалось, что минуты бодрствования сменялись для меня минутами обмороков. Но каждый раз, когда сознание возвращалось ко мне, я видел бесстрастное лицо профессора и бледное лицо Регины.

Треск машины, казалось, увеличивал тишину операционной. Несколько раз Уоттон подливал в цилиндры сыворотку и то усиливал, то ослаблял ток.

Наконец, тело Регины начало конвульсивно вздрагивать и глаза профессора загорелись огнем. Все во мне дрожало. Казалось, что сердце не выдержит этого напряжения. Было страшно тихо…

— Пульс 3… 7… 15…

Эти слова, как музыка зазвучали в моих ушах. Кажется, я не надолго потерял сознание.

— Пульс 5, дыхание 11…

Щеки Регины покрылись слабым румянцем и грудь ее медленно поднималась. Мы наклонились над ней так, что наши головы касались одна другой.

— Она жива? — еле шевеля губами спросил я.

— Да, — жива…

Глаза Регины открылись и она вздохнула глубоко и спокойно.

Но тут произошла сцена, которую конечно никто из нас предвидеть не мог. Мы так углубились в наблюдение над пробуждением Регины, что забыли совершенно обо всем на свете.

Вдруг профессор дико вскрикнул и, обернувшись назад, схватился за ногу выше колена. Я бросился к нему и оцепенел от ужаса.

Раздув свой капюшон и извиваясь на хвосте, громадная индийская кобра, шипя, металась из стороны в сторону. Я понял все. Она ужалила Уоттона в ногу…

Но рассуждать было некогда. Я схватил табуретку, размахнулся и ударил. Я разможжил голову змеи с одного удара и она лежала теперь, извиваясь в предсмертных судорогах.

Профессор стоял бледный, с горящими глазами.

— Слушайте, Джонатан! Укус кобры смертелен. Смерть — через 5–6 минут. Не останавливайте аппарата, снимите Регину со стола и переколите иглы мне. Вылейте остаток сыворотки в цилиндры. Это моя просьба, Джонатан!