Аида Гюмреци - Алые маки на серых скалах

— Помогите, уби-ва-ют… — Тишину ночи разбудил отчаянный женский крик, и тут же раздался выстрел, процокали по мостовой копыта, и все замерло.

Ася с бьющимся сердцем вскочила с постели и подбежала к окну. Пугающе резко скрипнула рама: в комнату ворвался предутренний холодок, настоянный на прелом запахе опавших листьев.

Ася, облокотившись на подоконник, высунулась наружу. Ее густые волосы сразу же повлажнели: на улице моросил мелкий дождь. Нигде ни огонька, ни звука. Будто и вовсе не было вопля о помощи. Лишь деревья в палисаднике с обвисшими голыми ветками, точно плакальщицы с распущенными косами, уныло покачивались от ветра. Щемящая душу тоска охватила Асю: кто же кричал?

— Девочки, немедленно закройте окно и ложитесь, — из соседней комнаты донесся строгий голос матери.

— Но ведь стреляли… — запротестовала сестренка Галя, которая тоже проснулась.

— Не наше дело! — последовал категорический ответ.

— Как не наше? — вмешалась Ася. — Там звали на помощь, кто-то должен откликнуться?

— Без нас обойдутся! Ложись и не будоражь младшую сестру!

Ася порывисто, в сердцах прикрыла окно. На глаза навернулись слезы обиды. Добрая, сердечная, мать всегда, чтобы уберечь детей и мужа, стремилась отгородиться от живущей бок о бок людской горести. Интересно, спит ли отец! Едва ли! А ведь даже голоса не подал! Небось хотел встать, да мать силой удержала. Но ведь ее только ее родители — вся улица так себя ведет. Замерли, затаились, хотя трудно поверить, что можно спать после того, что произошло…

— Асек-джан, кого это убивали? — шепотом спросила сестренка. — Сядь поближе, мне страшно!

— Разве я знаю? Спи! Мы ведь пока в безопасности!

— Пока? Только пока?

— Да, только пока! Спи! Я сейчас тоже лягу.

Однако снова лечь в постель Ася уже не могла. Она тихо, на цыпочках, подошла к закрытому окну и сквозь стекла начала всматриваться в пугающую темень. Кто же все-таки кричал? Кто? Сердце нестерпимо ныло. Пасмурная погода всегда действовала на Асю угнетающе. Осенью ей невольно думалось о неустойчивости, недолговечности человеческой жизни. Не так ли неумолимо, необратимо уйдут и ее весны? Эта же ночь совсем придавила своим криком…

— Ася, не стой босиком на холодном полу! Простудишься!

Мать была верна себе: будто видела через стены. Асю всегда удивляла эта ее способность. Сейчас, конечно, и она взволнована до предела, просто крепится.

Ася на цыпочках подошла к кровати и легла: пусть мать успокоится. Она денно и нощно печется о своих детях, оставаясь в счастливом неведении о том внутреннем напряжении, в котором они живут, ежеминутно сталкиваясь с суровой действительностью. Вот и теперь не предполагает, насколько близко к сердцу приняли ее девочки людскую беду, вошедшую в их души с ночным криком о помощи.

— Турки, наверное, увезли армянку, да? — еле слышно спросила сестренка. — Хорошо, если в жены, а если, если…

— Глупости, Галка, спи! А если не турки, а жандармы уводят людей?

— Жандармы? Разве они и женщин берут? За что ж?

— За разное, Галка, спи, — мягко сказала Ася.

Сестренка притихла, и вскоре послышалось ее мерное дыхание.

Ася же уставилась широко открытыми глазами в едва белевший в темноте потолок. Погруженная в свои мысли, она не сразу услышала тихое царапанье по оконному стеклу. Это было так неожиданно, что она вздрогнула. Только опасение, что повторный звук может разбудить мать, заставило Асю преодолеть страх и на цыпочках подойти к окну.

Каково же было ее удивление, когда, раздвинув занавесочку, она различила в темноте лицо Амалии, самой близкой своей подружки. Взволнованная, Ася, рискуя поднять в доме переполох, с величайшей осторожностью открыла окно.

Проклятый скрип резко отдался в сердце. Ася замерла. Прислушалась. К счастью, кажется, никто на этот раз не проснулся.

— Накинь пальто и живо спускайся ко мне: дело есть, — прошептала подруга.

— Дождь ведь, Ами-джан, холодно! Лучше ты сюда поднимайся!

— Не до холода, понимаешь? Человека надо спасти.