Александр Сабуров - За линией фронта

«На правом берегу Десны, со стороны Выгоничей, снег еще глубже, чем на речной пойме».

А вьюга, конечно, словно метлой сравняла этот снег, пригладила складки, и не заметишь, как с головой провалишься в глубокий овраг.

Однако мы упрямо наступаем по этой дороге.

Благополучно перебираемся через Посырь, минуем Усох и, наконец, подходим, к одиноко стоящим зданиям скотобойни и мельницы. Больше того — мы без труда захватываем их: по справке Абрамовича, здесь лишь небольшая застава, связанная телефоном с городом, — трубчевский комендант не ждет нападения со стороны Выгоничей.

До города осталось полкилометра ровного, как стол, поля. Что же дальше?

Опять сажусь в кресло коменданта. Мне докладывают: «Партизаны на мельнице и скотобойне!» — «Выбросить пулеметы на окраину!» — приказываю я. — «Держать под непрерывным пулеметным обстрелом дорогу к городу. Выдвинуть минометы и бить по занятым объектам».

Да, комендант прикажет именно так: это решение напрашивается само собой. Нам не пробиться к городу сквозь пулеметный огонь. Партизаны, прикованные к небольшой площади скотобойни и мельницы, — прекрасная мишень для немецких минометчиков. Ночь мы пролежим под минами, теряя людей и безнадежно выпустив из своих рук инициативу. Когда же забрезжит мглистый рассвет, — подойдет подкрепление из Погара и артиллерийскими залпами покончит с нами…

В комнату входит Богатырь.

— Понимаешь, Захар Антонович, — ну прямо орех — никак не раскусишь! — Бондаренко сердито показывает на черные прямоугольники у излучины Десны.

Богатырь присаживается к нам, и снова — теперь уже вчетвером — идем мы по каждой из трех дорог и снова не находим правильного пути.

Примерно через час Богатырь поднимается:

— Мне пора. Совещание назначено. О личных счетах бойцов… — говорит он, потом замолкает, прислушиваясь к шуму на улице. — Что это?..

Подхожу к окну. Сквозь оттаявшее стекло вижу, как к воротам Калинниковых вереницей медленно подходят сани. Целый обоз. В санях лежат винтовки и ящики.

— Рева урожай привез! — радостно кричит Богатырь и выбегает во двор.

Бондаренко стоит у окна и смотрит на обоз.

— Если бы в Красной Слободе работала мельница, — задумчиво говорит он, — если бы у нас не было той «высшей математики», которой так восхитился Емлютин, а простая застава, и на санях сидели бы немцы, переодетые колхозниками, — сани с фашистами могли бы нежданно-негаданно оказаться у самого штаба… Так почему бы не попробовать под видом колхозного обоза…

— Подобраться к мельнице, Алексей Дмитриевич? — подхватываю я его мысль. — Дескать, едут крестьяне молоть зерно. Вы это хотели сказать? Так ведь это же идея! Застава развесит уши. А когда мы без шума овладеем мельницей и скотобойней, когда за несколько минут до этого порвем телефонную связь с комендантом, полкилометра до города пролетим быстрее ветра и, словно снег на голову, обрушимся на Трубчевск как раз с той стороны, откуда нас совсем не ждут.

— Интересно, что на это скажет господин комендант? — улыбается Бондаренко.

— Заманчивый вариант. Очень заманчивый. Его надо обдумать на свежую голову, — и мы вслед за Богатырем выходим во двор.

На санях лежат три пулемета, пять минометов, десятки винтовок, ящики с патронами. Ухитрились неведомо откуда прибуксировать сюда даже одну 45- и одну 76-миллиметровые пушки.

— Принимай, хозяин, мертвяков! — грохочет Рева.

— Что ты чушь городишь? Какие мертвяки?

— Самые что ни на есть свеженькие. Только что из могилы выкопаны… Не веришь?.. Эх, не верующий я, а то бы перекрестился… Ну честное слово — из могилы.

— Толком говори, Павел!

— Помнишь могилу в лесу? Ту самую, что нашли мы около пустого грузовика? Не помнишь? Ну як же так?.. Та самая машина, за которой охотились Иванченко и Тишин и оба проворонили? А у машины могила? И знаки в лесу?.. Неужто забыл? Вишенка еще там росла. Махонькая…

Только теперь вспоминаю лесную глушь, кем-то сломанные ветки, одинокий грузовик, в пустом кузове заглавная страница журнала «Das Reich», а неподалеку от грузовика — странная безвестная могила.

— Ну?

— Так це ж могила Григория Ивановича.

— Какого Григория Ивановича? Кривенко? Ведь он жив, здоров…

— Ну, прямо, никаких сил нету с тобой говорить, командир…

— Товарищ Рева, докладывайте! — обрываю его.

Оказывается, машину с оружием, застрявшую в лесу, обнаружил Григорий Иванович. Ему было не под силу перетащить содержимое грузовика поближе к Челюскину, оставить же такое богатство в грузовике он побоялся — неровен час кто-нибудь позарится на него — и Кривенко решил «похоронить» до поры до времени свою находку. Старики выкопали рядом яму, аккуратно уложили в нее оружие, насыпали холмик и водрузили крест. Ну кто будет ворошить одинокую могилу в лесной глухомани?