Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

— Катитесь-ка отсюда, милейшие, — огрызнулся Хуан Чжэлу. — Не видите — сувенир из Баопина!

— Знатная вещица, — похвалил другой «лотос», высокий и тощий. — Только сбыть её трудно. Если не хотите, чтоб она у вас дома лежала, помогу пристроить.

Я нажимал на всё подряд, но Цитра не унималась.

— Вашу долю отдам хоть сейчас, сторгуемся, — продолжал предприимчивый «лотос». — А с такой-то стрекоталкой вы далеко не уйдёте.

— А нам далеко и не надо! — ответил я и, наконец, заставил инструмент замолчать.

Цитра вернулась в чехол, но непрошеные собеседники так и стояли рядом и рассуждали о том, как это некоторые упускают выгоду, даже если им её подносят на блюдечке. Только после окрика и угрожающего жеста Хуана они ретировались: двое вышли за дверь, а третий остался внутри и сверлил нас взглядом из-за дальнего столика. Я понимал уже тогда, что «лотосы» так просто от меня не отстанут, но и теперь попусту терял время, ковыряя палочками миску лапши с овощами. Наконец Хуан Чжэлу вывел меня из ступора:

— Эти проходимцы совсем выбили вас из колеи, досточтимый брат. На вас лица нет. — И значительно громче добавил: — Хотите ли, я сейчас же пойду к этому мерзавцу да вышибу из него наглость и остатки крысиного мозга?

«Лотос» подобрался, Заморыш Чжа посмотрел из-за стойки с лёгким упрёком, а я покачал головой и как можно тише ответил, что с «Течением девяти принципов» шутки плохи, а я уже несколько раз перешёл этим людям дорогу. Мы даже не знали, сколько их поблизости на самом деле, и единственным решением было немедленно бежать в расположение циских войск.

— Ты проводишь меня в Цзяоли, братец?

Разбойник с сомнением посмотрел на меня, но после долгой паузы кивнул.

— Почтенный Чжа, прибереги для меня сегодня комнату, мне надо проводить старшего брата! — сказал он трактирщику, и мы вышли в передний двор.

Наш бедный скакун, так и не успевший как следует отдохнуть, стоял ещё не рассёдланный. Хуан подсадил меня в седло и вывел его под уздцы. Место, где стояла «Чаша богатства», напоминало среднюю часть тыквы-горлянки: на юго-востоке горы и рощи тесно обступали дорогу, чтобы расступиться ближе к Цзяоли; к северу, напротив, становилось просторнее, но, как объяснил Скворец, опять же до поры — пока путь не приводил к разбойничьей заставе. Если бандиты всерьёз захотят держать оборону, войскам генерала Чжана пробиваться будет непросто.

— А ещё тут есть подземные ходы, всего расположения которых не знают даже старшие атаманы, — довольно произнёс Хуан.

Вдруг с юго-восточной стороны показались четверо или пятеро всадников. Кто это? Головорезы Коронованного Дракона или циские разведчики? Каким-то чудом я разглядел одного из них и узнал в нём того самого «инспектора путей сообщения», которого в моё первое путешествие слуги прозвали «благородным разбойником Рю». Значит, это подкрепление «лотосов», и путь отрезан.

Хуан Чжэлу лихо запрыгнул на коня и ударил его пятками:

— Скачем в Босу! Наши помогут.

Откажись я тогда же, всё могло бы сложиться совсем иначе.

Хуан торопил гнедого нещадно. Всё время этой лихорадочной скачки я боялся не удержаться и упасть — и всё же посматривал через плечо на всадников позади нас. Те, хоть и прилично от нас отставали, не ослабляли преследования. Неужели Звёздная Цитра представляла для них такую ценность? Или это просто охотничий азарт, родившийся из самой гонки? А может, они охотятся вовсе не за Цитрой, а за мной самим?

От того, что рассказывали о «Течении девяти принципов», кровь стыла в жилах. Говорили, что своих отступников «лотосы» заживо варят в котлах, а врагов опаивают наркотическим «зельем трёх зол». Вначале человек становится безвольным и податливым, и из него выуживают все сведения, какие только можно узнать, и это первое зло. Второе вступает в действие следом: жертва начинает испытывать неистовые мучения, и ей внушают, что единственный способ избавиться от боли — это сделать то, что поручат «лотосы». Боль на время утихает, позволяя исполнить предписанное, но время от времени её адское пламя пронизывает тело, напоминая человеку, зачем он теперь живёт. Наконец, когда миссия завершается — успехом или провалом, — происходит третье зло: несчастный мгновенно погибает.

От кого-то из удальцов капитана Дуаня я слышал в детстве рассказ о тайной крепости-монастыре «лотосов», где ему якобы довелось побывать, и в памяти вставало яркое описание «галереи ужасов» наподобие даосских. Изображения посмертных мучений должны напоминать нерадивым о том, сколь пагубен грех, но если даосы больше полагаются на картины, то в галерее «Течения девяти принципов» в самых неестественных позах и с ужасом на лице вперемежку стоят ростовые скульптуры и фигуры настоящих людей, сохранённые от разложения искусством врачей, достойным много лучшего применения. Вспоминались и другие рассказы, упомянуть о которых будет уместнее позже, но именно мысль о том, что мне уготовано стать чучелом (не иначе как иллюстрацией к греху самонадеянности), пронеслась у меня в то мгновение, когда наш конь, сломав ногу, рухнул на камни — и мы вместе с ним.