Сергей Танцура: Остров быка

Уже опуская свою критскую секиру, Фокий понял, что промахнулся, быть может, первый раз в своей жизни. И резко выдохнул, когда неожиданно твердый, словно из камня, локоть мальчишки вонзился ему точно в солнечное сплетение. Сгибаясь в невольном поклоне, лапиф еще успел ощутить, как правая рука Хорива неумолимым кольцом охватила его шею, заставляя вскинуть всклокоченную бороду прямо в небо, а левая ладонь мальчика легла на его затылок. Мир на секунду застыл в расширившихся глазах разбойника, с пронзительной отчетливостью отразивших мельчайшие детали окружающего пейзажа и бездонную синь неба над ним с черной точкой парившего в самом зените коршуна. А затем Хорив крутнулся, припадая на колено, ноги Фокия взбрыкнули, отрываясь от земли, и в наступившей вдруг абсолютной, звенящей тишине все явственно услышали слабый хруст, какой бывает, когда ломается сухая ветка.

Этому Хорива в палестре не учили. Однако протоспатор городского ополчения Борей не мог допустить, чтобы его сына воинскому мастерству обучали пусть и не самые худшие, но все же посторонние люди. И он гонял Хорива до изнеможения на заднем дворе их дома, заставляя его по сто раз на дню повторять одни и те же движения. И столько же раз Борей требовал от сына, чтобы тот никогда не применял эти приемы к своим друзьям, да и к другим людям тоже, если только они не будут угрожать его жизни. Теперь Хорив понимал, почему.

Осознание только что содеянного медленно проникало в разгоряченный схваткой мозг Хорива. Тяжело дыша, он неверяще уставился на распростертое перед ним тело с неестественно вывернутой шеей, и почувствовал внезапный озноб, словно на него вдруг подул ветер с горных ледников. Запоздалый ужас объял его душу и тугим узлом скрутил его внутренности, и Хорив отшатнулся прочь от мертвого Фокия, сотрясаемый жестокими судорогами. Его вырвало, хотя желудок был пуст со вчерашнего дня, и кислый запах желчи, хлынувшей у него изо рта, разнесся по поляне, мгновенно пропитав собой весь находившийся здесь воздух.

– Ах ты, ублюдок! – проревел над ним чей-то голос, и твердый носок крепиды вонзился ему в бок, оторвав Хорива от земли и швырнув в сторону, закручивая, как выпущенный из пращи камень. Новый приступ рвоты скрутил мальчика еще в полете, и на землю он свалился, перепачканный ею с головы до ног, ничего не видя вокруг от застилавших его глаза слез.

– Фокий был моим братом! – все более распаляясь, рявкнул тот же голос, и второй удар вздернул мальчика в воздух, послав его еще дальше. Теперь Хорив упал плашмя, как лягушка, даже не пытаясь сгруппироваться, и громко вскрикнул от пронзившей его бок острой боли: на этот раз бьющему, похоже, удалось сломать ему несколько ребер. Но останавливаться на этом он явно не собирался, и Хорив съежился в ожидании очередного пинка, который вполне мог оказаться для него последним.

Однако его мучителю хотелось большего. Обессиленный, теряющий сознание Хорив ощутил, как чья-то могучая рука стиснула мертвой хваткой ворот его хитона и легко, будто перышко, подняла мальчика в воздух. Задохнувшись от новой волны боли, яростным огнем опалившей все его безжалостно избитое тело, Хорив открыл глаза и совсем близко увидел перекошенное в дикой злобе лицо Беонфа, почему-то смотревшего на него снизу вверх.

Встряхнув мальчика, как тряпичную куклу, лапиф яростно прошипел, брызгая слюной:

– Я бы мог свернуть тебе шею, как ты сделал это с моим братом, но это было бы слишком легко для тебя. Я убью тебя медленно, по капле выдавлю из тебя твою поганую жизнь, чтобы ты до конца прочувствовал, как она покидает тебя.

Хорив лишь вяло дернулся в его руке – и третья порция рвоты выплеснулась прямо в лицо опешившему разбойнику. Дико взревев, Беонф бросил Хорива на землю, но тут же вновь поднял его – и зажал его горло в железный замок, мгновенно перекрыв ему доступ воздуха и кровоток. Последний проблеск сознания заставил Хорива вцепиться в руку лапифа, перевитую твердыми, словно отлитыми из бронзы, мускулами, но с таким же успехом он мог бы попытаться разжать сдвинутые челюсти Симплегад. Все завертелось перед глазами Хорива в неистовом, безумном коловороте, и он натужно захрипел, будто хотел спародировать напоследок мертвого Фокия. И обмяк, когда черная, беспросветная тьма неудержимым потоком хлынула в его разум, сметая все на своем пути…

…Длинная, с черным оперением стрела с хрустом вонзилась Беонфу в затылок и, пробив нёбо, вышла у него изо рта. Распахнув глаза в искреннем изумлении, лапиф страшно, навзрыд всхлипнул и, разжав руки, мешком повалился на землю, захлебываясь кровью. Ноги Хорива, ничем больше не удерживаемого, подогнулись, но еще прежде, чем он успел сесть рядом с убитым Беонфом, что-то коротко свистнуло над самым его ухом – и Геонт, успевший подняться и с волчьей усмешкой наблюдавший за казнью Хорива, крутнулся на месте и рухнул лицом вниз, скребя по земле ногами, словно пытался уползти от оперенной смерти, уже торчавшей у него под лопаткой. Лихий, что-то сообразив, сломя голову кинулся прочь, бросив даже свою махайру, но тут же упал со стрелой в пояснице, дико визжа от нестерпимой боли, скрутившей его в бараний рог.