Ярослав Калака - Наряд. Книга 1. Чёрное небо

Тем временем подземелье продолжало нас удивлять. Просторное и широкое настолько, что в одну шеренгу могли идти около пятнадцати человек, оно было загадкой, главная из которых заключалась в его предназначении. Потолок позволял шагать, не сгибаясь. Приятное обстоятельство, которое слегка портило то, что была опасность падения с потолка плиты, из тех, что там остались. Многие, половина или немногим более от общего количества, пережив подобный переломный пункт своей биографии, уже валялись на полу.

Вскоре мы нашли непонятную конструкцию, которая привлекла наше внимание на несколько минут. Из стены, нависая над громадным, ссохшимся от времени деревянным корытом, по углам, скреплённым коваными железными уголками, выходила труба. Она была тоже из дерева, прямоугольная, такого диаметра, что в неё было можно засунуть голову, но не более того.

– Смотри, Дима, – сказал Воронин, приседая на корточки перед корытом, – видишь уголок? – Он потрогал массивный железный угол рукой, освещая его коногоном. – Обрати внимание на гвозди.

– Квадратная шляпка, – подивился я, видя такое впервые. – Они тоже кованые?

– Да. А это значит… Этому корыту лет двести пятьдесят, наверное. Если не больше.

– Так кто же это строил, Александр Юрьевич?

– Можешь называть меня просто Юрьевичем, Дима… А кто всё это строил, это очень и очень хороший вопрос, – ответил мне Воронин, поднимаясь с четверенек и продолжая путь.

– Как думаете, а что это такое?

– Твоя версия? – улыбнулся он.

– Вентиляция?

– Я тоже так сначала подумал… но зачем тогда корыто? Для того чтобы собирать в него воду? То есть, с помощью всей этой конструкции добывали воду. Возможно.

– Юрьевич, – смелея, спросил я, – а по званию Вы?..

– Майор, – ответил тот, сбавляя шаг и останавливаясь: мы подошли к развилке. Налево ход сужался и пролегал, вероятно, через одно из ответвлений канала, так как оно было гораздо уже своего родителя. Поверх него лежала продолговатая железная плита, игравшая роль мостика. Направо на полу, до этих пор, если не считать упавших плит, гладком, вдалеке лежали валуны, а посередине хода виднелась опорная стойка. Путь прямо преграждала стена.

– Ну, что, – сказал Воронин, глядя на меня поверх очков, которые он надел в начале пути, – пойдём-ка сначала, дядя Дима, направо?

– Направо, так направо, – подтвердил я, невольно гордясь титулом «дяди»».

Мы дошли до стойки, за ней в потолке увидев ещё одну конструкцию, не менее примечательную, чем предыдущая.

– А вот это уже точно вентиляция, – сказал Юрьевич, задумчиво глядя на громадную полую трубу-мачту, выступавшую из потолка. Изначально она, по-видимому, состояла из нескольких компонентов, вращающихся посредством верёвок, в обилии отходивших от главной части, осматриваемой Ворониным, к механизмам, располагающимся вдоль стен.

– Интересно, – в задумчивости задал он вопрос, ни к кому конкретно не обращающийся, – вон ещё не превратились в труху деревянные лопасти… верёвки это, конечно же, передача… но чем они всё это приводили в движение? Тут, – он пошёл к агрегату у одной из стен, – всё разрушено… И растащено, явно растащено, опять-таки, кем и зачем? – Я только и мог, что пожать плечами.

– Смотрите-ка, Юрьевич, факел! – удивлённо воскликнул я, увидев прикреплённое к стене древнее орудие освещения. – И ещё один! Давайте подожжём?

Мы замерли, стараясь определить, если в системе хоть какой-нибудь сквозняк. Он был, и довольно ощутимый. Я попробовал достать факелы из их держателей. Те не без труда, но поддались.

– А, давай… – начал, было, Воронин, но тут же замер и изменился в лице. Тут же и я услышал этот, не похожий ни на один из других, звук . Мгновенно потушив и свой, и мой коногоны, майор оттащил меня за стойку механизма, и мы замерли в кромешной тьме. Послышался шорох – это Юрьевич обнажил свой меч. Я почувствовал, как у меня выступает пот на моём украшенном шишкой лбу.

Мы замерли, стараясь не дышать. Звук удалялся. Тихое, мерное клацанье, именно клацанье, которое было трудно сравнить или описать, надо было только слышать. Прошло около пятнадцати минут после того, как звук стих; только после этого мой ведущий спрятал в ножны на спине меч, и разрешил включить свет.

Существуют какие-то невидимые границы, маяки и буи в человеческом общении. Так иногда, только глядя на человека, мы понимаем, что можно ему сказать в тот или иной момент времени, а что нет. Так и я, как и тогда, когда впервые увидел мечи, почувствовал, что спрашивать сейчас товарища майора о том, кого или что могли мы встретить, не стоит. Даже несмотря на то, что из всех членов нашедшей меня группы именно он благодаря своему мудрому и доброму характеру был мне ближе всех остальных.