Михаил Анохин - Трещина

– Но, Степан, ведь ты говорил, что озеру тысячи лет?

Возмутился я явной несообразностью в его рассказе.

– Может быть, и нет.

– Что нет? – Переспросил его я.

– Ни чего нет, – ответил Степан, – Озера нет, меня нет, и тебя нет. Потому ты и не помнишь озеро, а я помню.

– Вот те, на! Ты это серьезно, что ли?

– Ты спишь – сон видишь? Я сплю, сон вижу. Твой сон – твоя помять, мой сон – моя память. Все спят. И Бог спит.

Я расхохотался:

– Ну, ты даешь! Мосты, заводы, наука – всё сон?! Да ты, очнись, Степан!

– Большой Бог спит и видит сны – твоя наука и твои заводы – его сон, но и Большой Бог тоже снится еще большему Богу и он тоже его сон. Ты спишь и создаешь свой мир, и так каждый.

Я с удивлением поглядел на Степана:

– Вот ты какой, оказывается.

Не удержался и сказал вслух, но Степан, словно не заметил моего возгласа. Он сел на поваленное дерево и принялся набивать крепчайшим табаком-самосадом, свою, причудливо изогнутую трубку.

А удивило меня, то обстоятельство, что откуда бы знать этому полуграмотному охотнику о Платоне с его знаменитой пещерой, в которой находятся люди и судят о реальном мире по теням, отраженным на её стенах? И вот, поди ж, ты?!

Солнце коснулось верхушек пихт, пора было расставаться со Степаном, он исполнил мою просьбу, привел меня к «Провальному озеру».

– Я приду через три дня, – сказал Степан, пожимая мою руку, – но будь осторожен и палатку поставь, вон там, – он указал на полянку в ельнике, метров в пятидесяти от берега.

– Ладно, ладно! Тоже мне, нянька! Я в тайге вырос. В тайге только человек страшен.

Бодрым голосом ответил ему на предостережение.

Степан мялся и не уходил, он явно хотел еще что-то сказать мне, но не решался. Обычно он говорил то, что думал, не очень заботясь о том, какое впечатление произведут его слова, но сейчас явно пребывал в нерешительности. Чтобы помочь ему, я спросил:

– Ну, что еще?

– Это…, сам знаешь, затем и пришел сюда, словом, когда услышишь хохот и зеленый луч из воды, то лучше бы тебе из палатки не выходить, а тем более на берег. Он только у воды и силен. Так говорят.

Сказал и, словно леший, беззвучно растворился в чащобе, а я, пока было светло, разбил палатку и успел до захода солнца натаскать сушняка.

Вы спросите, зачем в одиночку забился в эту глушь? Мне трудно ответить на этот вопрос, точнее говоря ответить-то легко – я ловец, или «собиратель» аномальных явлений – причуда, реализовать которую я не мог долгие годы, пока не появились у меня «лишние деньги». Кто-то тратит их в Турции и в других местах, а я вот так, в одиночку, по глухоманям родной Горной Шории. Вот и все объяснение, но я понимаю, что для многих это вовсе ни какое не объяснение, да и для меня оно лишь видимость объяснения, потому что, потому что…

Вот тут и все, зацикливаюсь, не знаю, как объяснить, да и не хочу ни чего объяснять. А впрочем, от чего бы и не попытаться объяснить? Дело было так…

Поезд ушел в белесытую мглу и красный глаз последнего вагона быстро затянулся туманным бельмом. Отченашенко вышел, как ему было сказано, на станции Неелово, но решительно не знал куда идти, поскольку никакой станции, ни какого строения или огонька, не было видно. Под ногами мерзко хлюпало, и что-то разъезжалось в стороны, словно он стоял не на земле, а на слое арбузных корок. Он зябко передернул плечами и запустил руки в карманы демисезонного пальто – пальцы нащупали последние кругляшки холодных и липких, как окружающий его мир, денег. Морось падала из этой белесытой мглы, и ему показалось, что он, вот-вот размокнет и потечет. Неожиданно, кто-то тронул его за плечо и какое-то лицо, точнее – глаза, глянули на него из-под черного капюшона кожаного плаща. Глаза были колючие и не ласковые.

– Отченаш, что ли? – Голос шел как из сырой бочки, был влажным и тяжелым.

– Отченашенко, – поправил его бывший пассажир.

– Это нам без разницы, – незнакомец выдохнул в лицо Отченашенко очередную порцию тяжелого бочечного воздуха. – А чего тогда стоим?

– А Вы, позвольте, кто? – Отченашенко на шаг отступил от глядящих в упор, глаз. Было что-то жутковатое, не здешнее, даже не земное в этом взгляде.

– Это Вам без надобности знать, я спрашиваю, стоим чего? – И незнакомец шагнул к нему, словно не желал, чтобы расстояние между ним и Отченашенко увеличилось, хотя бы на несколько сантиметров.

– Я, понимаете ли, по вызову, специалист по трещинам… – Пояснил Отченашенко, и опять сделал попытку отодвинуться, от этих неласковых глаз и опять безуспешно.