Иван Калина: Возврату подлежит. Ты стал другим. Беги!

– В точку! – Сотеев выставил указательный палец, приняв пафосную позу. – И как ты догадался? Глеб, да ты – гений дедукции!

Глеб скривился. Стало даже немного обидно.

– Прикалываешься?

– Глеб, я и сам это понял уже давно. Я искал хоть что-то, что бы натолкнуло меня на эту мысль. И не нашел. – Сотеев развел руками. – Ни медицинской карты, ни записей в ежедневнике…

– А в телефон не пытался заглянуть? Кстати, о телефонах… Я свой так и не нашел. Все перерыл. А жаль – у меня в органайзере довольно точный календарь – встречи, собрания, звонки… Как ты думаешь, он уже после нашего пробуждения пропал или раньше?

– Не знаю, не знаю. Мой тоже пропал. Да тут, скорее всего и связи-то нет.

Наконец они подошли к ярко-красной палатке Глеба. Тупо обошли ее со всех сторон. Ясно было, что ни на что не надеялись, так, посмотрели для очистки совести.

– Вы Копытова-то нашли? – вдруг вспомнил Глеб.

– Нет, – как-то рассеянно ответил врач.

– Не нашли, и спать легли?

– А что, мы там должны были заночевать? Парень взрослый, принял решение уйти. Пусть катится ко всем чертям, маменькин сынок.

Глеб поднял удивленные глаза – как не похоже на Сотеева это сейчас прозвучало. Покоробило.

– Уже вернулся, небось и дрыхнет без задних ног, – добавил Сотеев равнодушно. – Пойдем, умоемся.

И опять это подозрение, что все, кроме него, давно уже привыкли к их неожиданному положению. Глеб вздохнул – вот бы ему научиться такому самообладанию. Может, начать медитировать?

– Я одного не понимаю, как мы могли все вместе одновременно потерять память? – не унимался он – Это же ненормально! Не укладывается ни в какие рамки! Этому нет объяснения ни в науке, ни даже в религии, черт бы все побрал!

– Чертей-то к чему приплел?

– Да я уже не знаю, кого сюда приплетать. Я грешным делом подумал, может, это все же моя невнятная болезнь начала свою… эту… короче, начала прогрессировать? Ты говорил, что это не эпилепсия.

– Я и сейчас это говорю.

– Тогда что это?!

Глеб с надеждой посмотрел на Сотеева. Ему хотелось хоть какого-то объяснения, хоть чуточку ясности, какой-то почвы под ногами. Пусть ему объявят, что он сошел с ума, он и это примет. Лишь бы не этот непонятный разброд в происходящем вокруг и в собственных мыслях.

– Хочешь, чтобы я тебе сказал, что все, что происходит с нами – всего лишь плод твоего больного мозга? – спросил Сотеев, по-доброму смотря на приятеля. – Окей, пусть будет так. Ты сошел с ума. И мы тебе все чудимся. Прими это и успокойся. И вообще… Мне не нравится твое возбуждение. Тебе нужно поспать. – Тон Сотеева стал заботливым. И Глеб действительно почувствовал себя жутко уставшим.

Сотеев подошел к низкой палатке с провизией, выкатил канистру с водой. Озорно подмигнул.

– Устроим душ?

– Это же питьевая вода. – Глеб покачал головой.

– Плюнь. Какая разница. Быстрее закончится еда и питье, быстрее они начнут искать выход. А то сидят, как старухи на лавочках.

Глеб неуверенно пожал плечами. Может, Захар и прав? Сотеев открутил крышку, наклонил канистру. Глеб скинул с себя свитер. Прохладный воздух облизал его кожу, мгновенно покрыв пупырышками. Но это было до жути приятно. Ощущение дикой свободы и удовольствия. Глеб подставил руки под струю льющейся воды, плесканул пригоршню на лицо, шею, плечи. Встряхнулся от обжигающего холода, крякнул. Черпнул еще воды, растер по телу. Сделал несколько размашистых движений руками, разогреваясь.

Сотеев рядом отдувался как тюлень, намывая лысый череп и плеща через плечи на спину. Ухал и подпрыгивал. Странный все же этот Захар – с ними такое происходит, а он не забывает аккуратно брить голову. Волоски, покрывающие голову вокруг гладкой макушки, торчали на миллиметр, не больше. Педант, черт бы его побрал.

Глеб подобрал с земли свитер. Тот кололся и цеплялся за влажную кожу, не желая натягиваться.

– Захар, а что ты последнее помнишь, перед тем, как проснулся здесь?

Сотеев блаженно улыбнулся:

– Ее. Катюшу. У нее были такие длинные ресницы! А какие ноги… – Сотеев вздохнул, предаваясь приятным воспоминаниям. – Я только что приехал на море. Солнце, пальмы, песок и красивая женщина… Сказка. – Сотеев даже потянулся, как будто только что пережил самые прекрасные минуты секса.

– А когда это ты на море уехал? – ворвался в его блаженство Глеб. – Какого это было числа?

Сотеев недовольно покусал губы, возвращаясь от поэзии к прозе.

– Восемнадцатое июня. Начало сезона.