Иван Калина: Возврату подлежит. Ты стал другим. Беги!

Лера с трудом сделала вид, что ее не задели его слова, передернула плечами и, ни слова не говоря, пошла по направлению к лагерю. Глеб с усмешкой посмотрел ей вслед и вдруг понял, что ночь прошла и близится рассвет – места обретали серые краски. До зарезу было необходимо поговорить с глазу на глаз с Сотеевым.

Глеб заявился к Захару. Нет, он, конечно, сначала как это полагается у вежливых людей постучался в палатку, то есть подергал за мешковатую ткань, попинал ее и только после того, забыв всякие приличия, заорал: «Сотеев, открой!». «Дверь» отомкнулась. Выглянула заспанная морда.

– Ну, в чем дело? Пожар?

Сотеев откровенно зевал, не обращая внимания на взволнованный вид Глеба. Тот, не дожидаясь приглашения, отодвинул доктора в сторону и протиснулся в палатку. Сквозь москитную сетку на окошках проглядывал рассвет.

– Захар, только честно. Ты видел здесь посторонних людей? Или их следы?

Сотеев как-то сразу весь подобрался.

– Нет. А ты, значит, видел?

Глеб сделал неопределенный жест.

– Мне кажется, что кто-то пробирается в наш замкнутый круг, а значит, никакой он не замкнутый.

– Так кого ты видел? – Глаза Сотеева жадно заблестели. Охоч врач до сенсаций. Глеб и раньше за ним это замечал. Любил тот как баба собирать всякие сплетни.

– Мужик, бородатый, залез ко мне ночью в палатку, рылся в моих вещах.

– Что-то украл?

– В том-то и дело – ничего. Я проверял. Все будто не тронутое. – И тормознул. – Если только Лерин чемодан… – Почему-то ему не пришло в голову это раньше. Ведь в палатке были не только его вещи.

– И что потом?

– Ничего. Убежал в лес. Я не успел его догнать.

– В лес, говоришь? – Сотеев как-то с подозрением посмотрел на Глеба.

– Да не смотри так на меня, – возмутился Глеб, – не приснился он мне! Сначала я тоже так подумал, и Лера сказала, что не видела его…

– Лера? – Сотеев многозначительно ухмыльнулся. – А ногу-то где повредил?

Глеб удивился – все этот Сотеев заметит. Вроде, уже не хромает, а все-таки…

– Да не важно! В лесу! – Глеб все больше горячился – Сотеев уводил его от темы своим глупым любопытством. Про хрящ он твердо решил не распространяться.

– Кстати, твоя рана на голове…

Глеб не успел отмахнуться, как врач быстрым движением нагнул ему голову, потом отпустил. Лицо врача было озадаченным.

– Что там? – Глеб полез рукой к ране, ожидая нащупать, по меньшей мере, копошащихся червей.

Сотеев довольно грубо стукнул его по руке.

– Микробов мне тут еще занеси! – он как будто даже разозлился. – Все там в порядке. Заживает. – И тут же перевел тему разговора. —

Значит, видел ты бородача… А дальше?

Глеб просто взорвался. Почему до людей все так медленно доходит?!

– Кто-то тайком ходит в наш лагерь, а мы и знать не знаем!

Сотеев одним махом натянул на себя свитер. Позвал:

– Пошли-ка на свежий воздух.

– Мы и так на свежем воздухе! У нас его столько, что хватит на все затуманенные мозги!

– Пошли, пошли. Посмотрим на твою палатку. Он мог оставить следы или еще что-то…

Солнышко уже поднималось над горизонтом, озаряя черные зубастые скалы. Тени от них зловещими силуэтами ложились прямо в сторону лагеря. Показалось, или скалы стали как-то ближе к ним? Глеб отогнал эту глупую мысль, оглядел палаточный городок. Раньше он как-то не присматривался к нему.

– Захар, а сколько всего людей в лагере? Просто палаток десять, а нас – семеро. Даже если допустить, что все палатки одноместные, все равно остаются лишние. Или я не всех членов экспедиции видел?

– Согласен: за три дня мы не встретили никого, но это не значит, что мы тут одни. Куда-то же подевались остальные. Ну и местные жители…

Но Глеба уже перестали интересовать палатки.

– Я вот все думаю: мы приехали с тобой вместе. Ну, я, допустим, посмотреть на красивые места, поискать древнего человека…

– Древнего человека?.. – Сотеев хохотнул.

Глеб с досадой махнул рукой.

– Хрен с ним, пусть такая версия. Но ты-то зачем приехал? Компанию мне составить, что ли? Что-то я не припомню к этому никаких предпосылок. Ну, вот никакошечных!

Черт, что-то он совсем потерял контроль над собой. Вот откуда взялось это дебильное словообразование: никакошечные? Глеб просто кипел, а Сотеев равнодушно кривил губы. И Глеб почувствовал, как в нем поднимается новая волна раздражения. Ну, вот как можно быть таким невозмутимым?

– А если предположить, что я мог чем-то серьезным заболеть, а ты как врач не отпустил меня одного, и поэтому отправился со мной?