Владимир Жуков - Сикстинская мадонна

Тут замешкался немного, правда, призывник, вояки натиск мощный с толку сбил, а покупатель, будто пес взбесившийся, с цепи сорвался:

– Что молчите, – заревел, – Емелин! Не хотите вы служить, быть может, в нашей армии Советской вовсе? Так конкретно говорите, прямо, а не яйца между ляжек трите!

Очень густо покраснев, Алеша, весь сгорая от стыда:

– Я, – начал, – очень здорово служить желаю, где угодно, хоть во льдах бескрайних, хоть у вас на Иртыше, в Сибири. Да беда: я есть болтун по жизни, слабоватый на язык серьезно. За зубами не умею толком я держать его. И как с грехом тем буду в армии служить, коль тайны ни одной не сохраню военной, для шпиона я находка если. Потому сейчас прошу покорно нашей родине не делать худа и меня не призывать на службу.

Рты раскрыли все как есть и тихо очень-очень в кабинете стало. Добролетов, генерал, так вовсе весь как рак побагровел, надулся и хотел уже взорваться было разухабистой военной бранью, но полковник тот, который справа:

– Марш! – скомандовал. – Кругом! – свирепо. – Вон!

Емелин, повернувшись, вышел. А полковник:

– Я беру болвана, – зло сказал, – косить не дам под дуру! Покажу, блядь, где зимуют раки!

И полковник тот, который слева восседал от генерала, крикнул, ситуацию замять желая:

– Кто там следующий? – И какой-то призывник вошел за Лешей тихо.

Вадик к другу:

– Ну, чего? – а тот же даже вымолвить не смог словечка.

А послал служить полковник толстый Алексея на Кавказ в Чу горд. Есть такой там городишко тихий, небольшой, великолепный, славный. В авиации, в серьезной, в Дальней предстояло отслужить два года.

Обстоятельства сломали парня. Похудел, стал молчаливым, грустным, безразличным ко всему на свете. В состоянии таком ужасном службу начал лейтенант Емелин.

Алексеевой матчастью первой стал большой ракетоносец дальний «ВКМ-ТУ95-й» стратегический. И через месяц сдал зачеты лейтенант на допуск да к работе приступил конкретной. Старшим техником он был назначен по СУ, по установкам то есть силовым аж четырем громадным.

Экипаж ему попался дружный. Исключительно такой веселый, что казалось не стоянка это, а всемирной Юморины место. И на том великолепном фоне вечно грустный лейтенант Емелин, ну конечно, был вороной белой. Но, однако же успешно в небо самолет свой отправлял при этом, в замусоленном журнале толстом, респектабельный дефис малюя. И когда ракетоносец дальний на стоянку приползал усталый после дальностей, душа Алеши улыбалась, но внутри, а внешне тучи черной был черней мужчина.

Ни словечечка, ни фразы лишней меж товарищами, лишь по делу. И решили те, что техник новый просто-напросто такой по жизни, не считалось что бедой большою.

Кочегар и баламут бывалый капитан Круглов, кого стоянка справа рядышком была, частенько юмористов навещал, соседей. Анекдотиком блеснуть сверхновым, интересное чего послушать он любил, при сем талант имея абсолютно рассмешить любого. А вот с Лешею иначе было. В Мавзолее бы поднялся Ленин, воск под кожей бы его смеялся, захоти Круглов, но с этим странным лейтенантиком не выходило.

И тогда поспешно вывод сделал кочегар: переучился парень, помешался от учебы сложной. Он слыхал какой ХАИ тяжелый от его выпускников служивших. Сей гипотезы как раз имелось подтверждение – недавний случай. Из ХАИ выпускника такого ж, на ходу что спал диплома после, задавили самолетом глупо. Не машиною какой шальною, шалопутною, что осы словно, сумасшедшие, гоняют в части: там АПА, ТРЖК, воздушки и иные, что нужны для дела. Нет, родимым самолетом таки, на регламент в ТЭЧ какой тянули, и почил в бозе хаевец. Жалко.

Капитан Стальной, что был отрядным в эскадрильи и какой частенько нишу Леши навещал, печаль тот лейтенанта объяснял иначе. «Тут сердечные дела, конечно», – констатировал коллегам как-то. Расскажи, возьми поведай Леша правду-матку – вот бы смеху было.

Жил в гостинице военной в ДОСе наш герой с силовиком таким же, двухгодичником Андрюшей Гильзой, из КИГА студентом бывшим тоже.

Подружились, и довольно скоро про товарища узнал Алеша, что тот спец большой в делах амурных. Только Лешу сколь не звал с собою на ночные рандеву товарищ, тот отнекивался. Так уж очень человек переживал серьезно.

Ну и в пятницу однажды как-то, вечерком, придя домой со службы, Леша плюхнулся в кровать, да книжку в руки взял, и стал читать, но только киевлянин не стерпел, захлопнул перед носом у коллеги томик, и сказал: