Ильгар Сафат - Коридор Леонардо. Роман

Аркадий смотрит на разводы теней, играющие на стене.

Медленно погружается в дрему.

Просыпается Аркадий от учащенного стука в купейную дверь. Стучит проводница. Анфиса идет по коридору. Будит пассажиров.

– «Слепово», стоянка 15 минут!

Поезд замедляет скорость перед полной остановкой.

Аркадий высовывается из-под одеяла: минуту не может понять, что происходит? Что за суета в купе? Озирается по сторонам.

– Доброе утро!, – спросонок приветствует он родных.

Алмаев и Никита наскоро накидывают на себя одежду. По их виду можно догадаться, что они тоже пробудились совсем недавно.

Алмаев поднимает на Аркадия тяжелый взгляд:

– А, проснулся, «фан-та-зер»!

Мать сидит за столиком. Делает записи на бумаге.

– Фруктов возьми, сахар закончился! Доброе утро, сынок.

– Ладно, – хмуро отвечает Алмаев.

Аркадий все еще не в состоянии сообразить, чем заняты отец и Никита, и куда они так спешат.

– Ты спи! А мы с папой пройдемся!, – ехидно поддразнивает его Никита: – Ты спи, спи!

В этот момент поезд – замедлявший движение – резко тормозит. Никита едва не валится отцу под ноги.

– Держись на ногах!, – бурчит Алмаев, поддерживая Никиту.

– Минералочки, хлеба, – напоминает мать.

– Ладно.

– Ты что, не идешь с нами за покупками?, – спрашивает Никита младшего брата ядовитым тоном: – Правильно, без тебя обойдемся!

– Иду, – отвечает Аркадий, зевая и потягиваясь.

Алмаев шнурует ботинки:

– Если идешь – шевелись. Ждать не будем.

Аркадий еще раз потягивается. Раздвигает занавеску. За окном три хулигана избивают на железнодорожных путях беспризорника. Сбивают с его головы широкополую шляпу: играют ею в футбол, – пинают, топчут, и снова натягивают изломанную шляпу беспризорнику на голову.

– Зачем они так, папа?, – спрашивает Аркадий отца.

Поначалу Алмаев не понимает, о чем лепечет его сын. Но вот он выглядывает за занавеску, и видит ту же сцену. Драка на путях. На беспризорнике грязные лохмотья в клочьях и заплатах, словно снятые с пугала. Бедняга пытается бежать, но один из хулиганов хватает его за шиворот. Заваливает на шпалы и начинает осыпать ударами. Беспризорник даже не сопротивляется. У него просто нет шансов: хулиганы намного старше. К тому же, главарь этой шайки – настоящий культурист с накаченными бицепсами.

– От, сволочи. Трое на одного. Ну, я вам щас рога обломаю.

Мать, закончив список, поворачивается к окну:

– Не ввязывайся ты, ради бога. Раз уже пырнули – мало тебе?

– Ладно. Разберемся. Мое дело, – грубо отмахивается Алмаев.

Никита тоже высматривает: кого это там за окошком лупят? Ему любопытно. Но сочувствия в нем не видно.

– Трое на одного. Сволочи, – и голосом и манерами Никита подражает отцу.

Аркадий лежит на пузе, с грустью смотрит, как за окном избивают оборванца. Но вдруг глаза его расширяются.

Аркадий засовывает руку под одеяло. Морщится. Вытаскивает руку. Украдкой нюхает пальцы. Они в какой-то странной липкой влаге.

Из состояния оцепенения его выводит голос отца.

– Ну, все, я побежал! Давай список. Стоянка – 15 минут.

Мать протягивает ему листок бумаги:

– Вот, я все тут написала, что нужно купить! Воды не забудь!

Алмаев берет листок, выходит из купе. Поправляет ремень.

– Не забуду, – отвечает он жене уже за дверью.

– Не ввязывайся ни во что, умоляю тебя!, – кричит мать вслед Алмаеву, видя, что тот задумал: – Обо мне подумай, о детях!

Пытаясь скрыть утренний казус, Аркадий напускает деловой вид.

– Ну, меня-то подождите. Я с вами!

Никита торопливо заправляет рубашку в брюки. Выбегает из купе вслед за отцом.

– Спи. Мелюзга.

Аркадий выскакивает из-под одеяла. Натягивает штаны. Накидывает рубашку. Лихо спрыгивает с полки.

– Аркадий, сынок, ты бы хоть со мною остался!, – просит его мать.

– Нет, мам, я с ними.

Аркадий выбегает из купе. Мать остается одна.

В коридоре – из окна вагона – Аркадию открывается вид на станционную площадь. Полустанок переполнен копошащимся людом. На нем идет оживленная торговля. Торгуют всякой всячиной. Над фасадом вокзального здания видна выцветшая надпись: «Слепово».

В толпе Аркадий видит артистов цирка. Те суетливо снуют между лотков. Наиболее шумным из них оказывается карлик Клена. В эту секунду внимание Аркадия привлекает доносящийся из тамбура хриплый голос отца. По голосу слышно, что Алмаев «в гневе».

– Пусти! Пропусти, говорю!, – орет Алмаев на весь вагон.