Уилбур Смит - Пылающий берег

К утру второго дня ее сердитость уступила место нахлынувшему чувству одиночества и тоски. Она вдруг обнаружила, что страстно жаждет увидеть от него улыбку, получать удовольствие от интересных бесед и услышать опять голос, который пел ей.

Сантен смотрела, как Шаса топает по лагерной площадке, повиснув у Лотара на руке, и бесконечно болтает с ним о чем-то, что было понятно только этим двоим. И внезапно поймала себя на том, что ревнует к Лотару собственного ребенка.

— Я сама покормлю Шаса, — холодно сообщила она. — Пора уже мне вернуться к моим обязанностям. Вам не нужно больше стеснять себя, сэр.

— Конечно, миссис Кортни.

Ей захотелось разреветься. «Пожалуйста, я очень сожалею», — чуть не слетело у нее с губ, но их обоюдная гордость превратилась в непреодолимую преграду.

Весь день она ждала возвращения его лошади, но издали доносились лишь звуки ружейных выстрелов. Лотар вернулся в лагерь, когда уже стемнело и они с Шаса были уже в кровати. Сантен лежала, прислушиваясь к голосам и звукам, когда тушу антилопы, застреленную Лотаром, стаскивали с его охотничьей лошади и вешали на разделочном столбе. Допоздна Лотар просидел у костра со своими людьми, до Сантен доносились отзвуки их громкого смеха, а она изо всех сил старалась заснуть.

Наконец услышала, как он прошел в хижину, стоявшую рядом с их жилищем, услышала плеск воды, когда он умывался из ведра у входа, шорох его одежды, а потом скрип кровати, пока он укладывался.

Ее разбудил плач Шаса, она сразу поняла, что малыш плачет от боли. Спустив ноги с кровати, все еще в полудреме, Сантен стала нащупывать в темноте сына и услышала, как в хижине Лотара чиркнула спичка, а потом засветился фонарь.

— Ш-ш-ш! Успокойся, мой маленький. — Она баюкала Шаса, прижав к груди, но его горячее тельце испугало ее.

— Можно мне войти? — спросил от входа Лотар.

— О, да.

Наклонившись, он вошел в хижину и поставил фонарь на землю.

— Шаса. Он заболел.

Лотар забрал у нее ребенка. Ничего, кроме брюк, на нем не было, он был обнажен по пояс, ноги тоже были босыми; спутанные после сна волосы торчали в разные стороны.

Дотронулся до щеки Шаса, а затем сунул палец в его орущий рот. Шаса захлебнулся в крике, вцепившись впалец, как акула.

— Еще один зуб, — улыбнулся Лотар. — Я его уже утром нащупал.

И отдал малыша Сантен, но тот снова протестующе завопил.

— Я сейчас вернусь, солдат. — Было слышно, как он возится в полевой аптечке, прикрученной к полу фургона.

Когда вернулся, держал в руках небольшую бутылочку. Сантен невольно сморщила нос, почувствовав острый запах гвоздичного масла.

— Сейчас мы этот плохой зуб полечим, сейчас. — Лотар осторожно смазал маслом десны Шаса, а тот облизнул ему палец. — Вот храбрый солдат.

Он уложил Шаса в его кроватку, через несколько минут мальчик снова крепко спал.

Поднял фонарь.

— Спокойной ночи, миссис Кортни.

— Лотар! — Слетевшее с губ его имя в равной степени испугало обоих.

— Пожалуйста, я так долго была одна. Пожалуйста, не будь ко мне больше жестоким.

Она протянула обе руки. Повернувшись, он опустился на край кровати возле нее.

— О, Лотар, — пробормотала Сантен порывисто и приглушенно, обвивая руками его шею. — Люби меня, пожалуйста, люби меня.

Горевшие, как в лихорадке, губы коснулись ее губ, и сильные руки обняли так крепко и с такой нежной страстностью, что она задохнулась, ибо весь воздух из легких у нее забрали.

— Да, я был жесток по отношению к тебе, — тихо произнес он задрожавшим голосом, — но только потому, что мне до отчаяния, до боли хотелось обнять тебя, потому что я медленно умирал, сгорая от любви к тебе.

— О, Лотар, обними же меня и люби меня, и никогда, никогда больше не отпускай.

Дни, последовавшие за этим, сполна компенсировали все тяготы и одиночество, перенесенные за месяцы и годы. Словно судьба передумала и решила обрушить на Сантен восторги и радости, в которых ей было отказано в течение столь долгого времени.

Просыпаясь в предрассветный час на узкой кровати и еще не открыв глаза, протягивала руку, охваченная жгучим страхом, что его может не оказаться рядом, но он всегда был возле нее. Иногда только притворялся спящим. Тогда она пыталась поднять ему веко пальцами. Если ей удавалось проделать это, Лотар закатывал вдруг глаза на лоб, оставляя одни сверкающие белки. Сантен начинала хихикать и засовывала ему в ухо язык, обнаружив, что эту «пытку» бесстрашный воин выносить не мог — его голые руки покрывались гусиной кожей, он мгновенно просыпался и хватал ее в объятия. Смех замирал, сменяясь тихими вздохами, которые скоро переходили в блаженный стон.