крохотной собачке мадам Фаундлер!
Чуя незнакомого человека, она пролаяла без перерыва целый час, отчаянно, самозабвенно, до визга, до хрипоты. Хлопали двери квартир, раздавались встревоженные возмущенные голоса. Как же, непорядок — чужой в доме!
И он убрался. Вероятно, получил соответствующее распоряжение по карманному радио.
Свет дали лишь в двенадцатом часу ночи — видно, я основательно повредил выход кабеля в распределительном щите.
Приготовившись к бессонной ночи, я лежал в спальне с открытыми глазами и думал о завтрашнем дне. Все решат первые минуты после начала моего выступления в лекционном зале старой резиденции.
Из соседней комнаты доносилось мерное и спокойное дыхание Инги. Спит… Если бы девочка знала о всей глубине опасности!
Около часа ночи, неожиданно для самого себя, я заснул. А когда проснулся, противоположная сторона дома через двор была вся уже залита солнцем. На балконе, как всегда по утрам, занимался гантелями симпатичный молодой человек. Он то и дело посматривал в мою сторону и, стоило мне только приблизиться к раскрытому окну, вежливо поклонился, показав в улыбке ряд ровных белых зубов.
По квартире разнесся дразнящий запах кофе. Инга готовила завтрак. Я посмотрел на часы: шесть. Принял холодный душ, растерся до красноты мохнатым полотенцем.
День сегодня предстоял жаркий.
После семи раздался звонок. Не тоненькое дребезжание псевдоэдисоновского модерна, а солидный сигнал домашнего телефона.
Инга успела первой:
— Слушаю… Сейчас… Тебя, отец!
Это был Шмидт.
— Как спалось, профессор?
— Прекрасно, — ответил я.
— Рад за вас.
Сам-то он вряд ли сегодня сомкнул веки. Если только на какой-нибудь часок. В кресле, перед своим телевизором с четырьмя экранами.
— Внизу, в подъезде, в вашем почтовом ящике лежит свежая утренняя газета. Можете за ней спуститься.
— Благодарю, как-нибудь позже.
— Интересные новости!
— Я уже слушал последние известия. Ничего особенного. Обычный неспокойный день обычного неспокойного мира.
— И все-таки посмотрите. В разделе происшествий. Я вам еще позвоню.
Он положил трубку.
— Куда ты? — Инга встревожилась, когда я, сбросив халат, стал переодеваться. — Ведь лекция только в десять.
— Вниз за газетой.
— Давай я сбегаю.
— Не надо. Лучше убери со стола.
Мадам Элизабет Фаундлер уже находилась на своем сторожевом посту за приоткрытой дверью:
— Доброе утро, господин…
— Ванаг.
— Да, да, совершенно верно, господин Ванаг. У меня ужасная память на иностранные фамилии. Да и на наши тоже. Я могу часами вспоминать какого-нибудь Кеннера или Треннера. Но это не старческий склероз, не подумайте! Это у меня с самой юности. Однажды был прелестный случай, когда я не смогла назвать отцу имени своего будущего жениха. Между тем его звали так просто: Генрих-Мария-Анна-Иоахим Фаундлер. — Она хихикнула. — Значит, вы уже вернулись? Надеюсь, путешествие было интересным? Слышали, что делалось в доме сегодня ночью? Полная темнота, крики, беготня, топот. Я думала, террористы взяли нас всех в заложники и требуют выкуп. Во всяком случае от меня им не досталось бы ни шиллинга! А бедная Альма! Она до сих пор лежит в нервном полуобмороке, кверху лапками. Куда вы собрались в таком виде? — Она критически оглядела мою тенниску.
— Только за газетами, мадам.
— О-о, как славно! Я вас тоже попрошу! Вот ключ от ящика. Мне должно быть письмо. Вас не затруднит, надеюсь?
— Пожалуйста!
Мои стражи были на своих постах. Я увидел их обоих сквозь стеклянную дверь подъезда. Сегодня дежурила первая пара: пожилой господин с тросточкой и черноволосый парень в джинсах. Только на этот раз он был без своей гитары. И солнцезащитные очки на нем были тоже другие, не так бросающиеся в глаза, обычные, поскромнее.
Вероятно, эти двое считаются у них наиболее надежными — недаром их поставили сюда на самое ответственное время.
Который из двоих поведет меня к старой резиденции, а который останется здесь, смотреть за Ингой?
В моем ящике лежал «Курир». Для мадам Фаундлер почты вообще не было.
— Нет, что вы скажете! — она театрально воздела к потолку руки. — Эти паршивцы не пишут мне уже третью неделю. Но ничего, я их вызову телеграммой на свои похороны!.. А для вас… мы с Альмой уже раскатали тесто.
— Простите?
— Штрудель!.. Мой штрудель — неужели вы забыли?..
Хроника происшествий была разбросана в этой газете по всем страницам. Я пробежал глазами заголовки.
Читать дальше