Хайнц Конзалик - Смерть и любовь в Гонконге

– Еще более маленьких.

– Разве такие есть?

– Вы даже не догадываетесь, сколько ненужных и даже вредных для нас существ живут вокруг нас. Я часто спрашиваю себя, неужели Ной взял в свой ковчег и по парочке этих паразитов? И если да, то зачем и почему?

Бэтти Харперс рассмеялась; смех у нее был гортанный, немного напоминавший клекот. Слегка нагнувшись над рулем, она показала доктору Меркеру, что в бюстгальтере не нуждается. Дала газ, свернула на Натан-роуд и помчалась по широкой магистрали Коулуна, освещенной сотнями бегущих реклам, прямо по направлению к Королевскому парку. Не сворачивая с Натан-роуд, она проскочила Бундэри-стрит и понеслась по Тай По-роуд за город, в сторону горных отрогов.

– Пайперс-Хилл. Там мой дом.

– Если он одного класса с машиной, мне придется войти в него в одних носках.

Бэтти снова рассмеялась, откинулась на спинку кожаного сиденья и поправила свою пышную гриву.

– Хватит и того, чтобы никто не плевал на пол.

С каждой минутой эта Бэтти Харперс нравилась доктору Меркеру все больше. Кто она, спрашивал он себя. Шикарная шлюха? Ни в коем случае. Скорее балованная дочь какого-нибудь богатого гонконгского босса. Обручального кольца у нее нет, и, поскольку она пригласила его к себе домой в этот неурочный для визитов час, следовало предположить, что она не замужем и постоянного друга не имеет.

– Бэтти, а вы кто? – спросил Меркер, когда они свернули с Тай По-роуд в квартал частных вилл, поднимавшихся вверх по холму.

– Я – возлюбленная Джеймса Маклиндли, – невозмутимо ответила она.

– Как, простите? – Меркер выглядел несколько ошарашенно.

– Джеймс – самый крупный торговец шелками в Гонконге. Если вы покупаете… ну, допустим, в Гамбурге… вещь из настоящего шелка, считайте, что мимо рук Джеймса она не прошла. В какой-то мере он контролирует весь шелковый рынок Гонконга.

– Я-то всегда полагал, что он в руках китайца Ли Саншу.

– А вы с ним знакомы, Фриц?

– Я знаю его как все… по газетам, иллюстрированным журналам. Однако имя Джеймса Маклиндли никогда рядом с его именем не упоминалось.

– Мистер Ли – деловой партнер Джеймса. И фирма Джеймса не любит паблисити, рекламы. Но хозяин дела – он. – Она опять улыбнулась и небрежным жестом обвела все вокруг. – Все, что вы видите, принадлежит Джеймсу. И этот «роллс-ройс», и дом, в который вы сейчас войдете, и морская яхта у причала Тай Кок-цуй, целые улицы в Коулуне и Виктории, четыре огромных рисоводческих фермы на Новых Территориях, скотобойни, рыбацкие джонки, рестораны… Я даже не знаю всего, что ему принадлежит.

– В том числе и Бэтти Харперс.

– Да. – Она бросила на нею быстрый взгляд. – И я в том числе. Вам это не по вкусу, дорогой Фриц?

– Вы говорите об этом так, будто являетесь частью его невидимой империи… Рисовые поля, улицы и дома, скотобойни, Бэтти…

– Ну, не совсем так. Я люблю Джеймса. Меня он купить не смог бы.

– Вы откуда, Бэтти?

– Родилась в Гонконге. Отец был чиновником британской администрации. Сначала майором, лотом главным инспектором магистрата. Он умер четыре года назад… от гонконгского гриппа. Смех и грех: как раз в это время отец возглавлял управление по борьбе с эпидемиями. А мать умерла девять лет назад от инфекционной желтухи. Мне самой сейчас ровно двадцать девять лет… устраивает вас такая информация?

– Я более чем удовлетворен!

Меркер прислонился к прохладной коже спинки кресла. Когда они объехали вокруг холма, перед ними на небольшом естественном возвышении появился дом, со всех сторон освещенный прожекторами, свет которых проникал в самый отдаленный уголок сада-парка. Доктор Меркер сплел руки на животе. В Гонконге трудно удивить роскошью вилл и частных дворцов, принадлежащих «верхней» тысяче… но то, что он лицезрел сейчас, на первый взгляд напоминало застывшее в камне сказочное видение, полное слияния самой современной архитектуры с фантастической китайской изобретательностью по части форм. Ничего подобного ему прежде видеть не приходилось, поэтому он и сказал:

– Какое счастье, что вы наехали на меня, Бэтти. Скажите, разве можно жить в таком доме?

– Вы о чем, Фриц?

– В таких домах не живут, ими любуются, восхищаются. Каждая резная панель и фреска на ней стоит, наверное, дороже, чем я зарабатываю за год. Такое богатство меня просто подавляет.

– Сам Джеймс никого не подавляет. Кто его не знает и случайно встретит в саду, обязательно принимает за садовника. А ведь он хорошо еще выглядит…