Лазарь Лагин - Остров Разочарования

Часа через два Егорычев разбудил Смита и сам прикорнул на часок-другой.

Когда, по подсчетам кочегара, луна уже зашла, он поднял со сна Егорычева и осторожно, чтобы не будить лишнего свидетеля - Розенкранца, растормошил Боба.

- Тише! - погладил он мальчика по его курчавой голове. - Ты можешь говорить как можно тише?

- Могу, - прошептал Боб.

- А ты храбрый мальчик?

- Храбрый, - прошептал Боб.

- Ты понимаешь, что с нами тебе нечего бояться ничего на свете?

- Понимаю, - прошептал после некоторой паузы юный Смит. - Вы с желтобородым сэром могущественней всех колдунов на свете. Ведь правда?

- Правда, - подтвердил Егорычев. - И знаешь что? Зови меня «дядя Костя».

Он так соскучился по русской речи, что не пожалел нескольких минут на то, чтобы разучить с мальчиком эти два русских слова. Боб оказался способным учеником.

- Ты понимаешь, что мы тебя любим, потому что ты хороший, умный, храбрый парень? - продолжал Егорычев.

- Понимаю, дядя Костя.

Ни одно музыкальное произведение не доставляло никогда Егорычеву столько наслаждения, как эта коротенькая фраза.

- И что мы не желаем тебе ничего дурного?

- Да, дядя Костя.

- Ты настоящий молодец, Бобби! Мы тебе сейчас поручим одно дело, и ты спасешь свою деревню и всех остальных людей вашего острова от гибели. Ты хочешь спасти свою деревню и всех людей от страшной опасности?

- Да, дядя Костя!

- Тогда посиди одну минуту тихо и ничего не бойся!

Смит взобрался с ногами на нары и попытался ножом раздвинуть пальмовые листья, из которых выложена была крыша. Это оказалось безнадежным делом. Пришлось вырезать кусок крыши. Сквозь образовавшееся окно в хижину хлынул свежий ночной воздух. Две звезды возникли перед глазами кочегара, как два застывших в полете трассирующих снаряда. В отдалении слышался неясный говор, детский плач, блеяние коз. Мирное население Нового Вифлеема переселялось в пещеру. Над крышей задумчиво шелестели колеблемые бризом листья темных, еле приметных в густом мраке деревьев. Если хорошенько прислушаться, можно было в минуты затишья различить сонное дыхание океана.

- Там что-то происходит, - прошептал кочегар, примостив вырезанный кусок на прежнее место и придерживая его ладонью.

- Боюсь, что это пахнет войной, - сказал Егорычев. - Бобби!..

- Я здесь, дядя Костя! - тихо отозвался мальчик. После того как Смит закрыл отверстие в крыше, в хижине снова отступила кромешная темнота.

- Ты умеешь лазить по крышам?

- Умею! - отвечал мальчик с обидой в голосе. Он не ожидал подобного вопроса от людей, которые только что его так высоко оценили. - Каждый мальчик в Новом Вифлееме умеет лазить по крышам.

- Я в этом и не сомневался! - успокоил его Егорычев. - Тогда вот что... А ну-ка, давай свое ухо!..

И Егорычев, опасаясь, что их может подслушать Розенкранц, на ухо объяснил Бобу, что он должен будет сделать, когда выберется на волю.

- Все понял? - заключил Егорычев свое напутствие.

- Все, дядя Костя.

- И главное, не бойся... Значит, что ты скажешь отцу Джемсу? Мальчик повторил инструкцию Егорычева слово в слово.

- Ну, родной, - сказал Егорычев и поцеловал мальчика в лоб. - Действуй!

Подсаженный Смитом, Боб с кошачьей ловкостью выбрался наружу, неслышно соскользнул с крыши на траву, отверстие закрыли, и в Большой мужской хижине снова воцарилась душная и жаркая темень.

В начале седьмого донесся бешеный грохот барабанов, рев гигантских труб, высокий и частый звон деревянных брусьев: Новый Вифлеем после краткого молебна пошел священной войной на южные деревни.

- Сейчас, - сказал Егорычев, - попробуем произвести разведку местности.

- Кстати, барон, - вполголоса и как бы между делом осведомился Фламмери у Фремденгута, когда в пещере не было ни Мообса, ни Цератода, - почему вы забрались с этим делом в такую глушь?

- Я вас не понимаю, - ответил Фремденгут. Он действительно поначалу не разобрался в истинном смысле слов мистера Фламмери.- Что вы имеете в виду?

- Конечно, где-нибудь в Европе и даже в Северной Африке испытывать ее было бы и в самом деле рискованно.

Фремденгут теперь уже понял, что имеет в виду его собеседник, но изо всех сил заставил себя сохранить на лице самое невозмутимое выражение.,

- Ничего не понимаю, сэр... Что вы имеете в виду?

Фламмери, не обращая внимания на слова Фремденгута, продолжал свое:

- ...Но забираться в такую дыру и рисковать при этом миллиардами (я убежден, что не менее чем шестью, а быть может, семью, даже десятью миллиардами) золотых марок!.. Хорошо еще, что я здесь... А если бы высадилось человек пять таких молодцов, как этот красный Егорычев?..