Андрей Ветер - Время крови

– Это не ваше имя. И не для меня оно…

– Я тебя не понимаю.

Девушка отмахнулась от него, как от комара, и лёгким шагом, не оборачиваясь пошла по тропинке. Верещагин быстро сбегал за портупеей в избу и поспешил за Ариной. Он никак не мог объяснить её поведение.

«Ненормальная какая-то! – размышлял он, шагая следом за ней и разглядывая её босые ноги. – Чёрт знает как ведёт себя! Она просто издевается надо мной. Сочиняет всякую небыль, чтобы запутать меня. Вот и про дождь выдумала – вызвала она, видите ли, дождик! Нет, это просто бред какой-то. А я тоже хорош! Герой-любовник! Бегу за ней, как жалкий сопляк».

Дорога до ручья пролетела незаметно, спрессовавшись в считанные мгновения. Верещагин всё ещё думал о чём-то, а они уже остановились возле лодки…

Когда Верещагин ступил на другой берег, Арина шагнула к нему и мягко поцеловала в губы.

– Вот тебе на! – воскликнул Василий и развёл руками. – Опять ласковая. Как же мне быть с тобой? Как вести себя?

– До свидания, – ответила она и спрыгнула в качнувшуюся на воде долблёнку, – мне некогда прощаться, ваше благородие. Надобно собираться в дорогу. Рано или поздно деревенские нагрянут меня убивать.

– Куда же ты денешься?

– Пойду туда, в селение Хантов. Они мне не родня, но знают меня хорошо.

Она ловко развернула лодочку и погребла обратно. Верещагин позвал её ещё несколько раз, но она не обернулась.

Более страшной, мучительной, терзающей тоски, чем та, которая пронзила Верещагина в следующую минуту, он не испытывал никогда. Ему вдруг почудилось, что жизнь его кончилась. Лучшее из того, что могло быть у него, осталось позади. Он заметался по берегу, сломал несколько ветвей, остановился, выругался и застыл, уткнувшись головой в старую берёзу.

Время шло, а он стоял неподвижно.

– Что ж это со мной творится? Расквасился хуже малого дитя. Дурак дураком!

Он похлопал рукой по берёзе, медленно придвинулся к шершавой коре губами и поцеловал дерево.

– Вот так, – шепнул он, затем рывком отодвинулся и быстро-быстро пошёл к посёлку, отмахивая руками, как на параде.

Войдя в деревню, Верещагин увидел колонну солдат. Его полк возвращался с учений.

– Вашбродь, – бросился ему навстречу Никифор, – а я уж и думать не знаю что. Ушли и пропали. Хотел было деревню на ноги поднимать.

– Твоё счастье, что только думал, бестолочь, – огрызнулся Верещагин.

– А что ж делать-то было… Я только потом смекнул, что вы там с этой…

Верещагин сунул под нос денщику кулак.

– Да я что, я ничего, – затараторил Никифор.

Голос денщика вызвал в поручике волну бешеного раздражения. Он готов был уже развернуться и влепить солдату затрещину, как впереди появился прапорщик Крестовский.

– Верещагин! – Крестовский быстро зашагал навстречу, поскрипывая ремнями и стряхивая с себя пыль. – А я тебя в твоём доме жду. Хозяйка сказала, что ты на второй день после нашего отъезда запропал.

– Здравствуй, Николай, – поприветствовал его хмуро Верещагин.

– Ты, братец, под счастливой звездой родился, как я погляжу, – похлопал его по плечу Крестовский.

– В каком смысле?

– В прямом. Нога твоя, как мне доложила хозяйская дочка, зажила в одночасье. Бабёнка-то, кстати, аппетитная, сиськастая. Ты, надеюсь, успел использовать её за эти дни? Ну, ладно… Ранение твоё, Василёк, жизнь тебе спасло.

– Как так?

– Во время грозы, когда мы лагерем стали на берегу Иртыша, оползень случился. Твою с Игнатьевым палатку полностью завалило. Вот так-с.

– И что ж?

– Да ничего-с. Пока откопали, Игнатьев скончался. И ты там должен был ночевать, если б не нога твоя, – с каким-то азартом выпалил Крестовский. – Солдат пять придавило там же.

– Дела…

– Вот я и говорю, что в рубашке ты родился. А Никифор твой поведал мне, что ты с той девчонкой, из-за которой вся эта катавасия произошла – ну с вилами то есть, – гулять в лес отправился. Ежели тебе и тут повезло, то удачлив ты по всем статьям, братец.

– Значит, Игнатьева насмерть придавило? Дела… – Верещагин потёр небритое лицо.

– Не просто дела, Василёк, а воля судьбы. Благодари ангела-хранителя, ежели знаешь его по имени… А сейчас тебе лучше всего побыстрее щетину соскоблить, а то наш ротный не в добром расположении теперь, – предупредил Крестовский. – Нога-то совсем зажила?

– Как новенькая.

– А мужик-то твой, между прочим, окочурился, – не без удовольствия сообщил прапорщик, беря папиросу губами.

– Какой мужик?

– Тот, что вилами тебя пощупал. Не выдержал побоев, бесов сын…