Партизаны, упомянутые в пункте пятом, — это, вероятно, политкомиссар Шандор Ихас Ковач и начальник группы подрывников В. Буров. По всей вероятности, Буров погиб при нападении на него, а Ихасу Ковачу удалось бежать.
Партизаном, застреленным лесничим, о котором говорится в пункте восьмом донесения, может быть только Шандор Ихас Ковач, так как в Задунайском крае (в селе Рези) у него действительно живут отец и сестра.
Обстоятельства ареста Миклоша Нюля остаются невыясненными, как и его дальнейшая судьба; то же самое касается и Лебовича.
По сведениям, которые удалось получить группе Рекаи, одного советского партизана из моей группы, тяжело раненного, подобрал румынский жандармский агент. Он предложил раненому помощь, уложил на повозку и привез прямо в жандармерию. По всей вероятности, этим человеком был начальник штаба нашей группы товарищ Сатинов. Дальнейшая его судьба неизвестна.
Итак, выходит, что из четырнадцати партизан в живых остались только пятеро.
Несколько позже мне стало известно (проверить эти данные было невозможно), что доктора Иштвана Геллена и Йожефа Фоки отравили сами каратели, сделав им инъекцию яда. Во всяком случае, можно предполагать, что оба они были умерщвлены в одно и то же время.
4 апреля 1945 года наша родина была полностью освобождена войсками Советской Армии, а 1 мая мы с Евой на военной машине поехали в мое родное село Дьёрвар, в котором я так давно не был. Одеты мы оба были по-партизански, что давало нам явное преимущество: нас без промедления сажали на советские военные машины. На следующий день мы приехали в Вашвар и оттуда уже пешком направились в село.
Каждое дерево, каждый кустик напоминали мне здесь о детстве. Вот и знакомый домик железнодорожного обходчика. Нового обходчика я, разумеется, не знал, но заметил, что у него много детишек (видимо, у железнодорожников стало традицией иметь много детей). Мы попили воды из колодца.
Отсюда до родного дома оставалось три километра, которые я не прошел, а почти пробежал. Ева едва поспевала за мной. Вот позади остался Уймайор, и перед нами показались домики Дьёрвара.
Все эти годы я ничего не слышал о своих родных. Когда я находился в лагере для военнопленных, они имели хоть какие-то известия обо мне. Но с тех пор прошло столько времени!.. Учитывая это, я хотел хоть как-то подготовить их к своему появлению.
Ева, по обыкновению, была одета в мужскую одежду (в Словакии ее все время принимали за парня). Мы условились, что она первой войдет в наш дом и подготовит моих родителей, а я пока спрячусь. Так мы и сделали.
Когда Ева постучала в дверь, мама что-то шила на веранде, а отец копался во дворе, но, увидев русского солдата, он сразу же подошел.
— Скажите, здесь живет семья Декана? — спросила Ева.
— Да. Это мы, — ответила мама, внимательно рассматривая Еву.
— У вас есть сын Пишта?
— Есть! Что с ним?! — вскочила мама испуганно.
Ева не хотела дальше терзать маму, но, действуя, как мы договорились, продолжала:
— Я хорошо знаю вашего Пишту. Мы с ним встречались в Пеште. Он жив и здоров…
— Вы ведь женщина, да? — перебила Еву мама.
— Да, — призналась Ева.
— Вы жена моего сына?
— Да!
— Тогда, значит, и мой сын тоже здесь! — воскликнула мама и выбежала на улицу, где стоял я.
Вся наша семья пережила войну. Правда, мой старший брат Тони потерял правую ногу на берегах Дона, а младший брат Пали попал в плен к американцам, но оба вернулись домой. Больше их в армию уже не взяли.
В конце августа 1944 года, когда большая часть нашей партизанской группы была схвачена, жандармы нанесли визит моим родителям. Они перерыли весь дом, а перед уходом записали все мои данные и особые, приметы.
Как-то моего бывшего учителя Кароя Чепигу Папа посетил переодетый в гражданское следователь, который очень интересовался мной. Видимо, жандармы рассчитывали, что я могу заявиться домой.
Мой старый знакомый, находившийся на стажировке в жандармерии, по секрету сказал маме, что меня занесли в черный список. Мама спросила, что это значит.
— Самое плохое, тетушка Декан, — откровенно ответил он. — В такой список заносят только самых опасных преступников.
Бедная мама ломала себе голову над тем, какое же преступление мог совершить ее сын и почему им так сильно заинтересовались в жандармерии.
В августе 1945 года один наш сотрудник, бросив недоуменный взгляд на сильно выступающий живот Евы, не очень деликатно поинтересовался:
— Скажите, ребята, а вы официально женаты или живете просто так?..
Читать дальше