Иштван Декан: Пути-дороги

Я не находил себе места, и даже Рекаи и Маркович никак не могли меня успокоить. Хотя вокруг были друзья, которые так радовались встрече, я чувствовал себя более одиноким, чем в горах Трансильвании. Теперь не нужно было беспокоиться ни о друзьях, ни о самом себе, и потому я углубился в свои невеселые мысли.

Из группы Сёни не вернулся ни один человек. Товарищ Ревес сказал, что, как ему известно, все они погибли. И потому, когда товарищ Ревес однажды сообщил нам, что планируется выброска партизанской группы в Задунайский край, я попросил его зачислить и меня.

Дни тянулись медленно. По указанию Ревеса я подготовил доклад в штаб о действиях нашей группы. О пропавших членах моей группы я до сих пор ничего не знал. Пока в живых числились Банди, Фурман и я.

Мы ждали, что новая группа со дня на день получит боевое задание, как вдруг товарищ Ревес сказал нам, что планы изменились, что группу никуда посылать не будут, так как это чересчур опасно, а потому нет смысла рисковать жизнью оставшихся в живых товарищей. В тот же день он сообщил, что утром отправляется в село Опришовцы под Станиславом, где в пяти группах находятся 200 венгерских партизан, чтобы передать им новые распоряжения. Мне же нужно выехать в Киев в Штаб партизанского движения Украины. До Станислава Ревес предложил мне доехать с ним на советской военной машине.

Я был рад поездке в Киев, так как надеялся там в Штабе партизанского движения Украины узнать что-нибудь о судьбе Евы. В середине декабря мы с Ревесом поехали в Станислав. Товарищ Ревес сидел в кабине рядом с шофером, а мы — в открытом кузове. Как только выехали в горы, страшно замерзли. Холодный ветер пронизывал нас до костей. А одет я был не ахти как тепло.

Наконец-то приехали в Стрый, где я пересел на поезд, идущий в Киев. Переполненные поезда в те дни больше простаивали на станциях, чем находились в пути, так как «зеленая улица» предоставлялась воинским эшелонам, которые везли пополнение и боеприпасы на фронт.

Приехав в Киев, я первым делом направился в Светошино, в партизанскую школу. Школа встретила меня тишиной. Я пошел к начальнику, чтобы доложить о своем прибытии. В здании школы многое изменилось. Войдя в одну из комнат, я увидел Дюлу Раца и Йожефа Костелича. Поздоровавшись, мы разговорились. Я спросил у Дюлы, что он знает о группе Ногради, но он ничего нового не знал. Затем в комнату вошел сержант и сказал, что начальник ждет меня.

Со странным чувством поднимался я по лестнице, направляясь в кабинет товарища Выходца, которому я не мог сообщить ничего хорошего. Да он, видимо, и так уже все знал. Я постучал — и в тот же миг дверь распахнулась. Передо мной стоял товарищ Выходец, широко раскинув руки. Он обнял меня. Несколько секунд мы молчали.

— Нелегкая у нас борьба, очень даже нелегкая! — первым заговорил он. — Многие наши товарищи пали смертью храбрых. И кто знает, сколько еще погибнет, пока закончится война… — Затем он заговорил уже другим, веселым голосом: — Я сказал старшине, чтобы для тебя приготовили баню. Знаешь, по старому русскому обычаю, вернувшись после долгого пути, следует помыться. — Потом он протянул мне пропуск: — Это тебе для входа в офицерскую столовую. Завтра выпишу тебе все положенное, получишь со склада…

Я вспомнил, что партизанам перед заданием и после его выполнения всегда выдают обмундирование и снаряжение. Поблагодарив Выходца, я пошел в комнату Раца, который как раз надевал шинель.

— Мы идем ужинать, — объяснил мне Дюла.

— Я тоже, — сказал я.

— Но мы в офицерской столовой питаемся…

— И я тоже, — тихо заметил я.

На следующий день, приведя себя в порядок и переодевшись в новое обмундирование, я поехал в Киев в Штаб партизанского движения Украины. По улице навстречу мне шел офицер-летчик. Увидев меня, он остановился и уставился на меня так, будто я был не человек, а призрак. Я внимательно посмотрел на летчика. Лицо его показалось мне знакомым, но я никак не мог вспомнить, где видел этого человека.

Подойдя ко мне вплотную, офицер спросил:

— Так ты живой?

— Живой, а что? — удивился я.

— Я увел твою группу…

И тут я вспомнил, где видел его. Этой встрече я был не очень рад, и летчик сразу же это почувствовал. Поговорив минуту, я начал прощаться, сказав, что меня ждут в штабе.

Дойдя до ворот, я оглянулся и увидел, что летчик все еще стоит на месте и смотрит мне вслед.

Покончив с делами, я зашел к радистам, которые поддерживали радиосвязь со всеми партизанскими группами. Еву они все хорошо знали, поскольку она тоже была радисткой. Они очень долго ждали позывных нашей рации, но напрасно. Я спросил радистов о Еве и Ногради. Они показали мне телеграмму, которую получили несколько часов назад от Матиаса Ракоши из Москвы. Он тоже интересовался судьбой группы Ногради.