Норман Льюис - Вулканы над нами

— Да, это я как раз знаю.

— Элиот решил взяться за чиламов. Очередная дурацкая идея. Подойти к ним он не умеет. Я бы мог его научить. Попробуем задаться вопросом, что делает чиламов едиными?

Что спасло их от каленого железа испанцев? Религия, иными словами, шаманы. Шаманы, вот кто преграждает путь Элиоту, но он этого не знает.

— Кажется, уже знает.

— Ему нужно избавиться от шаманов. Тогда он сделает с чиламами все, что захочет.

Они пойдут за ним, как овцы. Они ведь даже не знают, когда сеять свой маис, пока шаман им не подскажет.

— Вы действительно думаете, что это пойдет индейцам на пользу?

— Думаю, что да. Сейчас они — ничто. Негативная величина. Элиот, в конце концов, что-то из них сделает. Один бог знает, что это будет, но они хотя бы выйдут из своей спячки.

Как народ, они переживают ледниковый период.

Чтобы выжить, они должны перемениться, иначе — гибель. Сами изменить себя они не могут.

Значит, это должен сделать кто-то имеющий власть, какой-нибудь прозорливый жрец, король, на худой конец — Компания.

— Вы знаете, где живут их шаманы?

— Знаю. На вершине Тамансуна.

— Что же, они все там? Других шаманов у них нет?

— Насколько я знаю, все там.

— В таком случае, — сказал я, — Элиот вышел победителем. Завтра мы берем всех шаманов под арест.

Гельмут изменился в лице.

— Это невозможно, — сказал он.

— Почему?

— Не знаю, как вам ответить… Технически это, конечно, осуществимо, но чиламы могут восстать.

— Восстать? Они сидят в концентрационном лагере Элиота под надежной охраной.

— Все это так, но тем не менее риск остается. А вы подумали о том, что шаманы могут броситься в кратер, как только вы подойдете к ним? Индейцы идут на самоубийство еще легче японцев. Представляете, какой крик подымется в Гватемала-Сити?

Я задумался над этой неприятной перспективой. В комнату вошла служанка, и Гельмут неожиданно стал кричать на нее по-испански:

— Ты все еще здесь? Я же сказал тебе, чтобы ты уходила. Немедленно вон отсюда.

Он действительно сердился, и эта неожиданная ярость доброго, по-видимому, человека поразила меня.

— Я отпустил ее на день, чтобы она сходила на фиесту , — объяснил он, — но она не сдвинется с места, если я не закричу и не сделаю свирепого лица. Сочувствие или любезность вне их понимания. Подарка они не примут, пока вы не навяжете его насильно. Признаться откровенно, я уже не стараюсь понять их психологию.

Прилетела какая-то птица, села на оконную раму и застрекотала как сумасшедшая, уставившись прямо на нас.

— И вообще я ненавижу эту страну, думайте обо мне что хотите, — сказал Гельмут.

— Ему нужно переменить обстановку. — Лиза поглядела на мужа с усталой улыбкой. — Месяца два в прохладном климате где-нибудь в Канаде, и он станет другим человеком.

Я ни разу не видел Элиота в таком превосходном настроении. Он энергично потряс мне руку, и мы сели в его джип.

— Я рад, что вы решили поехать со мной, Вильямс. Это замечательная прогулка, а когда едешь вдвоем, то получаешь вдвое больше удовольствия — так я считаю.

Каждая жилочка в нем играла, словно он был заряжен электричеством. Он нарядился в цветастую рубашку, которую каждый американец надевает, отправляясь на воскресную загородную прогулку, и был без галстука.

Утро выдалось свежее и живительное, как бывает после дождя, и все краски были самых чистых тонов. Мы выехали из Гвадалупы, оставляя следы шин на шоссе, а потом свернули на горную дорогу, которая вела на Тамансун. «Золотое Горлышко» безмятежно бормотало что-то из репродуктора. Я не знал, что кроется за веселостью Элиота. От этой веселости мне становилось еще более не по себе, когда я думал о том, куда и зачем я вместе с ним еду.

— Каков вид! — сказал Элиот.

Он остановил машину, достал «лейку», потом вышел и присел на корточки у края дороги.

Перед нами был конус Тамансуна, далекий, призрачный; туман стекал по его бокам, а вершина была одета облачным тюрбаном, который должен был скоро испариться под лучами солнца. Туман у основания горы был так густ, что казалось, Тамансун воспарил над землею.

Элиот вернулся, недовольно покачивая головой.

— Здесь нужна цветная пленка, а второй аппарат я, конечно, оставил дома. — Он сел в машину. — Знаете, я думаю всерьез заняться живописью.

Мы поехали дальше на второй скорости, машину слегка встряхивало. Элиот любовался пейзажами. Как видно, он не желал касаться цели нашей поездки и сразу ускользнул от разговора, когда я его начал.