Норман Льюис - Вулканы над нами

— Я археолог, — сказал я. — И не люблю гадать. Когда придет время, я отвечу вам более точно. Это может произойти завтра, а может произойти и через полгода. А может случиться и так, что мы не узнаем этого никогда. Город был разрушен за три или четыре столетия до испанского нашествия.

— Хорошо, — сказал Элиот. — Подойдем к вопросу иначе. Исходя из того, что вам известно вообще о подобных сооружениях, чем могла быть эта стена?

Я еще не понимал, к чему он гнет. И просто чтобы доставить ему удовольствие, я сказал:

— Здесь мог быть зал для игры в мяч.

Я думал, что отделался от него, но не тут-то было. Позже я узнал, что он заочно прослушал краткий курс по археологии.

— Отлично, — говорит Элиот, — мистер Кольтхарт, будьте так добры, запишите. — Кольтхарт записывает, что я сказал. — А теперь, — Элиот обращается снова ко мне, — скажите, что у вас в том большом холме, который вы вскрыли?

— Остатки сооружения пирамидальной формы.

— Вы полагаете, что здесь был храм?

— Не исключено, — сказал я. — Мог быть и храм.

— А если не храм, — спрашивает Элиот, — что еще могло здесь быть?

— Что угодно, — сказал я совершенно откровенно. — Фактически, не считая некоторых пустячных сведений, мы не знаем о древних городах майя ровным счетом ничего. Некоторые специалисты, например Морли, думают, что в эпоху Старого Царства существовали женские монастыри. Если принять эту гипотезу, здесь мог стоять женский монастырь, но с тем же успехом это мог быть дворец верховного жреца, или астрономическая обсерватория, или даже голубятня для священных голубей. Что угодно.

И вернее всего — мы так ничего и не узнаем.

— Я вижу, все это довольно туманно, — сказал Элиот.

— Да, туманно, — сказал я. — Бывает, что археологу привалит счастье и он находит иероглиф с посвящением; иначе эти древние сооружения майя остаются загадкой.

— Понятно, — сказал он. — Ну что ж, это, собственно, я и хотел выяснить.

Он задал еще несколько вопросов, преимущественно технического характера, об изменениях в архитектуре зданий в разные эпохи, а потом подозвал Кольтхарта и самым обыденным тоном, как если бы речь шла о постройке нового складского помещения, поручил ему скалькулировать стоимость реконструкции трех храмов и шести общественных сооружений. Мы с Кольтхартом должны были вместе решать, где будут стоять эти здания и что это будут за здания — обсерватории, паровые бани или еще что-нибудь. Элиот сказал, что все детали предоставляет нам.

— А что же делать с оставшимися девятнадцатью холмами? — спросил я Элиота. — Что. станется с ними? Будем продолжать раскопки?

— Пока оставьте как есть, — сказал Элиот. — Посмотрим, хватит ли денег. Если позже нам потребуется еще несколько храмов или стадионов для игры в мяч, мы их используем. А не потребуется, сроем совсем. Надо, чтобы туристы имели ясную и понятную картину древнего города; лишние руины тут ни к чему. Как вы находите это, Вильямс?

— Чудовищно, — сказал я. — Совершенно чудовищно. Представляю, каково вам было это слушать. Между прочим, как вели себя чиламы? Я знаю, что они терпеть не могут археологических раскопок. Они считают, что мы оскверняем могилы их праотцев.

— Да, нас это тревожило, в особенности когда нам донесли, что они стекаются со всей округи со своими мачете и с запасом агуардьенте. Мы вызвали из города полицию, но испуг оказался напрасным. Они стали лагерем, выпили, немного покадили своими курениями и ушли назад. Мы даже были разочарованы.

— Мы уже давно оставили надежду понять этих индейцев, — вмешалась в разговор Лиза. — Никогда не знаешь, чего от них ждать. Наши слуги, например, ведут себя самым странным образом. Вы просто не поверите.

— Да, с нашей логикой в индейцах не разберешься, — сказал Гельмут. — Например, эти бандиты, о которых сейчас столько разговоров!

Уверен, что они выкинут что-нибудь совершенно неожиданное. Я слышал, их уже больше сотни и они попрятались в горах.

— По последним сведениям, их от тридцати до сорока.

— Элиотовские чиламы?

— Как будто да.

— Чиламы, — сказал Гельмут, — интереснейший обломок прошлого. Расовый реликт.

Насколько мне известно, это единственное племя, вырвавшееся из испанских клещей. Некоторое время они общались с завоевателями, но когда увидели, что ничего хорошего не получается, то попросту исчезли. Они ушли все до последнего человека со своими жрецами или шаманами, называйте как хотите, укрылись где-то в горах и держались там вплоть до отмены рабства, точнее будет сказать — до формальной отмены рабства. Вы, конечно, знаете, каково им пришлось на плантациях. И приходится по сей день.