— Тсакал? — спросил я.
— Или ранний Тепью. — Гельмут был чуточку озадачен. — Откуда вы знаете? Вы занимаетесь стариной?
— У меня были друзья, торговавшие редкостями.
— Доколумбовой эпохи?
— Да.
— Но это же запрещено. Их нельзя ни покупать, ни продавать.
— Да, я знаю. У одного из моих знакомых были даже неприятности. Его арестовали, когда он пытался нелегально провезти свои древности через мексиканскую границу.
— Арестовали! Его нужно было пристрелить! Наверное, разграбил древнее захоронение. Тюрьма таких не исправит. — Гельмут благоговейно взял в руки чашу. — Я не знаю ничего, созданного человеческим гением, что с большим правом можно было бы назвать великим произведением искусства.
Я сказал, что согласен.
— Мне кажется, что древности майя позволили мне проникнуть в душу народа.
Я занимаюсь этим полжизни и не перестаю изумляться. Удивительный народ. Вы знаете, в чем они оплошали, чего они не могли создать при всей своей изобретательности?
— Вы хотите сказать, что они не создали колеса?
— Нет. Колесо тут ни при чем. Они не сумели найти способ, как подчинить себе своих богов. Хитрые европейцы сделали из своей религии, орудие для практических целей, но у майя боги остались богами. И они постепенно опустошили душу народа. Если бы испанцы явились сюда раньше, в годы расцвета Старого Царства, у них не было бы ни малейшего шанса на победу. Что можно сказать о народе, который еще на уровне каменного века создал календарь, превосходящий по точности наш?
Кстати, вы знакомились со здешними раскопками?
— Пока нет, но собираюсь поехать.
— Не советую, зря потеряете время. Через месяц «Юниверсал Коффи Компани» выпускает монографию с описанием раскопок. Тогда и прочитаете. Там сказано все, что требуется.
Лиза оторвалась от вышивания и, как только мы перешли на общую тему, вступила в разговор:
— Гельмут очень огорчен тем, как производились раскопки. Компания отклонила все его указания.
— С точки зрения науки то, что сделано, — преступление, — сказал Гельмут. — Я проституирую себя как археолог.
Лиза несмело поддержала мужа:
— Компания очень хорошо платит нам, мистер, Вильямс, но понимают ли там, как относится к своему делу такой археолог, как Гельмут? Он выполняет долг ученого.
— Это все равно как если бы я нанялся к сумасшедшему миллионеру, которому вдруг приспичило заняться древностями. Принято считать, что эти коммерческие компании действуют расчетливо, рационально. Ничего подобного. Они похожи на своевольных, избалованных детей, которые хватаются то за одну игрушку, то за другую. Сегодня это наука.
Завтра они покупают газетный синдикат или открывают киностудию. Я больше не археолог, я — наемник. Как ученый я обесчещен.
— Дорогой мой, но это же не твоя вина. Ты боролся как мог. Гельмут не виноват, мистер Вильямс. Фактически они обманули его.
— У них накопилась куча денег, которую некуда было девать; с этого началось. И вот они решили облагодетельствовать Гватемалу. Уверен, что уже где-то существовал план развития туризма, которым они сейчас заняты. Но до поры до времени они его придерживали. Если бы денег ассигновали раз в десять меньше, для дела было бы полезнее. Мы произвели бы раскопки и тем бы ограничились. Но «Юниверсал Компани» требуется сенсация. За свои денежки они хотят получить реконструкцию целого города майя, что-нибудь вроде нового Уксмала или Копана. Вам известно, что представлял собой Утитлан, когда мы начинали раскопки?
— Я вырос в этих местах. Там ничего не было — одни холмы.
— Мы раскопали двадцать восемь таких холмов. Потратили на это год. Элиот хотел снять верхний слой бульдозерами, но мы не позволили, боялись повредить сооружения. Первый раз в жизни мне довелось самостоятельно произвести такие крупные раскопки; я хотел сделать это как следует. Через несколько дней, после того как мы добрались до каменной кладки, является Элиот с неким Кольтхартом, которого рекомендует как специалиста по реконструкции древних сооружений. Отлично помню, я стоял на четвереньках, весь в земле, и расчищал зубной щеткой несколько футов стены, которую мы только что отрыли, искал — нет ли где-нибудь высеченной надписи. Элиот спрашивает, что это за стена? Я сказал ему правду, сказал, что не знаю, что это может быть все, что угодно.
— Что значит, вы не знаете, — говорит Элиот. — Вы специалист, значит, знаете. — Я не понял, шутит он или нет. Тон у него был любезный, как всегда.
Читать дальше