Станислав Гагарин - Черный занавес

Он угадал. Андрей Иванович нашел деда Пахома в небольшой, заваленной рухлядью каморке – она служила жильем для старика и, по-видимому, «лабораторией» для его сомнительных опытов. Гуков постучал в дверь, услышал неразборчивое бормотание и вошел.

Неуютное жилье старого и неопрятного человека, давно махнувшего рукой на бытовые условности…

Сторож сидел за ветхим деревянным столом перед трехлитровой банкой с темной жидкостью. Подле стояла большая алюминиевая кружка, ее дед Пахом, кажется, только что опорожнил до половины. Стук в дверь помешал ему расправиться с тем, что Гуков уже определил «бормотушкой». Он заметил, как плескалась, успокаиваясь, жидкость в кружке, а Федор Матвеевич медленно вытирал губы тыльной стороной ладони.

– Здравствуйте, Федор Матвеевич, – приветствовал старика Гунов. – Извините, что побеспокоил.

Воздух в каморке был тяжелым, замешанным на сложных запахах. Различались порой мутный дух застарелого нечистого белья и пригоревшей пищи, запах масляной краски. Но одолевал все остальное запах перебродивших дрожжей, которые наверняка были главным компонентом в знаменитой пахомовской «бормотушке».

– Доброе утро, молодой человек, – сказал дед Пахом. – Не извиняйтесь, в это время к Федору Матвеевичу можно входить даже без стука. Садитесь к столу.

– Почему именно в это время? – спросил Андрей Иванович, осторожно усаживаясь на табурет, который старик выудил ногой из-под стола.

– Набравшийся ввечеру просыпается рано, – ответствовал Федор Матвеевич. Он встал, достал еще одну кружку и наполнил ее доверху. – Поутру его мучит жажда, желание пропустить глоток становится нестерпимым, но магазины во власти драконовского закона, а ждать нету мочи. И тогда страдалец вспоминает про Федора Матвеевича с его знаменитой «бормотушкой» и без стука – я понимаю его состояние и потому прощаю такое хамство – входит к деду Пахому, так они меня называют между собой, я знаю… Пейте, молодой человек, вы сегодня первый, и еще постучали к тому же.

– Разве я похож на человека, который жаждет опохмелиться, Федор Матвеевич? – улыбнулся Гуков.

– Я не физиономист, молодой человек, но ко мне по утрам приходят только за этим. И потом, «бормотушка» есть зелье особое, ничего общего с опохмеляющими средствами не имеющее, хотя и голову лечит, это точно. Отведайте.

«Придется тебе, Гуков, глотнуть этой отравы, – подумал Андрей Иванович, беря кружку в руку. – Утешимся тем, что пьем «бормотушку» в оперативных целях».

Он сделал добрый глоток и отнял кружку ото рта.

– Еще немного, молодой человек, и тогда можете закурить. Обычно эти два порока – вино и табак – идут друг с другом об руку. Пейте!

Гуков выпил. Жидкость была холодной и на вкус приятной. В ней были какие-то фрукты, солод, хмель и еще нечто. Для пития «бормотушка» казалась вещью вполне приемлемой.

– Вы спросили, молодой человек, похожи ли на того, кто с похмелья, – медленно произнес Федор Матвеевич, вновь наполняя кружку. – Видите ли, я не всматривался в ваше лицо, я редко всматриваюсь в людские лица, знаю, что лицо – занавес, который закрывает то, что делается в душе человеческой. И порой этот занавес черный…

– Интересно, – сказал Гуков.

Он ощутил вдруг, как все окружающее стало неестественно ясным, обострилось зрение, мышцы напряглись, подобрались.

«Бормотушка», – подумал Андрей Иванович, – действует…» Он сделал еще глоток и отставил кружку.

– Отчего же Тимофей Старцев не прибег вчера к этому средству? Оно, по-моему, радикальнее пива.

– Вчера я имел лишь малую толику для себя и отказал ему, о чем искренне сожалею. Я боялся остаться без «очков». Да… И сегодня вы помешали мне вовремя надеть «очки». Поэтому и встретил я вас «слепым».

Гуков внимательно посмотрел старику в глаза и ждал, когда тот прикроет их стеклами очков.

Пахомов вдруг глухо заклохтал, и Андрей Иванович понял, что старик смеется.

– Вы забавный молодой человек, – сказал Федор Матвеевич, – и нравитесь мне, хотя и работаете в милиции.

– Вам не нравятся работники милиции? Почему? – быстро спросил Гуков.

– Нет, отчего же, и там есть всякие. Но я считаю, что люди перенимают к себе в душу то, возле чего они вращаются. Вот я много лет при спасателях состою. Значит, и во мне прижилась способность приходить к людям на помощь, спасать их, так сказать…

– Особенно по утрам, – заметил усмехнувшись Гуков.

– А что вы думаете?! Может быть, именно по утрам я и необходим людям. Итак, приму на душу, с вашего разрешения.