Норман Льюис - Зримая тьма

— Двадцать пять?

— Двадцать шесть, если считать сломанную на прошлой неделе, после чего мы целых пять счастливых деньков только тем и занимались, что вылавливали штангу. Толкли воду в ступе, а? — Джи Джи рассмеялся. — Представляю, как сейчас счастлив Бьюз!

— Наоборот, мне показалось, что у него плохое настроение.

— Плохое? Отчего?

— По-моему, он считает, что мы напрасно стараемся. Его угнетает мысль о войне.

— И вы с ним согласны, Стив?

— Нет.

— Рад слышать. А вообще-то, почему бы вам и не согласиться с ним?

Джи Джи одарил меня одной из своих снисходительных улыбок. Он казался мне представителем недавно появившейся касты браминов Запада, чьи аскетически-изящные лица смотрят на нас со страниц американских журналов, — лица людей, выигравших, как утверждают рекламные объявления, самые ценные призы в жизни.

— Почему? Да потому, что, по-моему, возникла реальная надежда на заключение мира.

— Это с каких же пор, Стив? — Морщинки у глаз Джи Джи углубились. — С каких пор?

— Видите ли, эксперимент Латура, насколько я понимаю, начинает приносить свои плоды. Ну, а ведь его опыт можно применить и в более широких масштабах.

— Понимаю. Вы полагаете, что пресловутая политика умиротворения, которую проводит Латур, может достичь своей цели. Стив, а вы хотели бы знать, что думаю я? По-моему, нет никакой надежды на мир. Сказать вам еще кое- что? Мне кажется, что для нас, нефтяников, безразлично, кто победит. Важно только, чтобы кто-то выиграл войну и покончил с ней. Нам, быть может, даже выгодно, если победит ФНО [3] Фронт национального освобождения. . Они же не будут ничего иметь против того, чтобы мы добывали для них нефть. Кстати, Стив, могу назвать пару швейцарских банков, которые считают, что победят алжирцы. А швейцарцы редко ошибаются.

Джи Джи нравилось думать, что он играет какую-то романтическую роль во всемирном заговоре крупных монополий. Он не стоял в стороне от местной политической жизни и время от времени намекал на то, что располагает одному ему доступной возможностью получать закулисную информацию. Вот и сейчас я понял, что мне предстоит выслушать очередное откровение.

— Интересно, вы отдаете себе отчет в том, что мы сидим здесь на горе динамита? Латур тут ни при чем. Пусть себе наделяет детишек сладостями и раздает взрослым суп. Это ровным счетом ничего не значит. Вся эта лавочка все равно взлетит на воздух.

Я с трудом сдержал улыбку. Почему вы так уверены?

— Стив, вы прекрасный геолог и, как оказалось, умеете ладить с рабочими. Но в политическом отношении вы — младенец. Вы понимаете, почему нас никогда не беспокоили феллахи? Неужели вы и в самом деле думаете, что нас никто не тревожит только из-за противооспенных прививок Латура и всякой другой чепухи? Если вы и в самом деле так считаете, мне остается лишь спросить: когда же наконец вы станете взрослым? Нас пока никто не трогал по одной, и только по одной причине: в этом районе все платят.

— Платят? Кому?

— Кому же, по-вашему? Феллахам, конечно.

— И мы тоже платим?

— Я же говорю — все. Вас это удивляет?

Я действительно был удивлен и не собирался отрицать этого. Вместе с тем меня интересовало, почему Джи Джи нашел нужным похвалиться таким неблаговидным и опасным делом.

— Искусство руководства, — продолжал Джи Джи, — состоит прежде всего в умении мгновенно охватывать взглядом все происходящее. Видимо, ограниченность кругозора — удел всякого специалиста, вроде вас, Стив. Разве нам не приходится всегда кому-то платить, где бы мы ни находились, — в Венесуэле, Индонезии, в любом другом месте. Обязательно найдется политический деятель, нуждающийся в чьих-то заботах. Ну, а сейчас, в нынешней обстановке, речь идет о феллахах… Позвольте еще налить вам?

Дверь скрипнула и приоткрылась. Я подумал, что это вернулась Мэри, но увидел карликового оленя Джи Джи — он мчался к нам через воображаемый лес, озираясь на полированные стены в страхе перед засадой. Олень ткнулся блестящей мордочкой мне в руку, и я протянул ему сигарету, его любимое лакомство, — он тут же ее разжевал и проглотил, оттягивая губы; его влажные ноздри трепетали. Олень жил в бильярдной комнате и занимал в семье место ребенка.

— Короче говоря, положение сейчас таково: до самого последнего времени платили мы все. Так или иначе, но Латур тоже откупался — было бы смешно это отрицать. В конце концов, что такое его политика умиротворения, если присмотреться к ней ближе? Подкуп, и ничто иное. Но как бы то ни было, дела шли недурно. До поры до времени. Что же произошло теперь? Колонисты перестали платить. Они неожиданно перестали вносить свою долю откупа. Хотите знать, как я расцениваю этот примечательный факт? Для меня он означает только одно: они решили драться. Наконец-то, Стив, у нас начнется настоящая война — война со стрельбой. Так что же? Рано или поздно война все равно должна была начаться, и я могу сказать лишь одно: пусть себе воюют и пусть поскорее кончают. Одно меня беспокоит: я не знаю, кто победит. — Теперь голос Джи Джи звучал иначе, он перестал добродушно подсмеиваться надо мной. — Стив, мы стоим перед проблемой, которую должны решить немедленно. Вы не слыхали, из лагеря никто не исчез?