Иван Недолин - Долина роз [Приключенческая повесть]

Любопытство взяло верх, и Светлов продолжал чтение, листая страницу за страницей. Теперь он уже не отрывался от чтения ни на одну минуту.

…— Вставай! Да пробудись, Владислав! Пора!

Я с трудом открыл глаза. Возле меня отец. В горнице движение, говор. Из соседней комнаты вышла мать, ведя одетую уже Любу. Спутники усаживались за обширный стол, уставленный чайной посудой. Огромный медный самовар кипел и пыхал паром, как паровоз. Сваренные всмятку яйца белели на тарелках. В вазах желтели масло и мед. Пышный белый пшеничный хлеб лежал аппетитными грудками аккуратно нарезанных ломтей. Шипела, распространяя аромат поджаренной колбасы, лука и сала, только что снятая с плиты яичница.

Мы остановились на ночлег в просторном доме местного зажиточного торговца. Молодежь из мужчин была в отъезде или в армии, седой, как лунь, но крепкий еще старик, одетый по-городскому, распоряжался целым взводом снох и внучек.

— Что делать — ума не приложу, — вздохнул он. — Ехать неминуемо, мужчин нет, а на работников какая надежда!

Старик с тоской смотрел на богатую, городскую обстановку, на резные буфеты, мягкие стулья, диваны, комоды и гардеробы.

— Что с добром будет? Оставить — растащут. С собой везти — неподъемная тяжесть…

— А вы, папаша, золотишко, серебро, еще что поценнее захватите, а обстановку — на волю божию, — посоветовал Андрей Матвеевич.

— Остались бы кости, мясо нарастет снова, — поддакнул Фома Кузьмич.

Старик сокрушенно вздыхал и допытывал:

— А вы, господин Дубов, далеко ли направляетесь? За Урал? Как вы думаете, не перехватят? Нельзя ли и нам с вами заодно? Может, и мы бы пригодились?

— Все в руках божьих, — уклончиво ответил Дубов. — Обнадеживать вас не стану. Когда-то вы еще соберетесь, а мы торопимся.

— Если без лишнего, можно быстро собраться. В обед и выехали бы? Как хорошо бы получилось…

— Мы в сторону свернем. Не по пути… — возразил Андрей Матвеевич. — Да и зачем мы вам? Кликните клич, из села-то наберется немало желающих ехать. И мужчины будут, и оружие.

— Придется…

— Да поторапливайтесь. На размышления времени не остается.

— Даша! — обратился старик к миловидной девушке лет шестнадцати. — Сбегай за становым!

Вошел в горницу припоздавший к завтраку англичанин. Фотографический аппарат висел у него на груди, в руках поблескивал светлыми насечками штатив.

— Несколько удачных снимков, — сообщил Рисней. — Прекрасные сельские пейзажи.

— И все это мирное благополучие скоро кончится! — вздохнул Николай. — Придут красные, начнут сводить счеты, польются кровь и слезы…

Старший сын Дубова был самым молчаливым членом нашего общества. И одет он, не в пример остальным мужчинам, не по-дорожному: в городской костюм, крахмальное белье, в цветных модных ботинках. Лишь опасаясь запылиться, надевал он легкий плащ и потел в нем в жаркие часы дня. Он редко слезал с повозки и сидел, пытаясь читать на ходу. Книга дрожала в руках, роговые очки сползали с переносицы, но Николай Андреевич упорно не бросал книги. Брат посматривал на него с насмешкой, Рисней пожимал плечами. Андрей Матвеевич негодовал:

— Этот не замарает рук оружием! Толстовец! И хоть бы читал роман какой, а то — Каутский, Туган-Барановский… И писатели не русские, и книги не стоящие, не практичные.

— Оставь его, Андрюша, — вступалась Клавдия Никитична. — Он ученый человек, ученые у него и интересы.

— Наука! — фыркнул Дубов. — Вот плоды этой науки! От книг и смута пошла!

— Он не маленький, оставь его…

— Чем бы дитя не тешилось… — вставил опять словцо Фома Кузьмич.

Николай будто не слышал этих речей и, готовясь в дальнейший путь, запасся новой толстой книгой.

— Скукой смертельной веет от твоей литературы, — съязвил Георгий, заглядывая и стараясь прочесть название книги.

— Что? — не понял Николай. — Ах да, ты о книге? От скуки и читаю.

— Дедушка! — окликнула хозяина вбежавшая девушка. — Уехали они!

— Кто, куда уехали?

— Становой, старшина, благочинный…

Лицо старика побелело под стать бороде.

— Уехали? — упавшим голосом произнес старик и крикнул: — Маша! Стеша! Зовите всех, живо, в дорогу собираться! Догнать надо!

Оставив гостей, старик поспешно куда-то вышел. Фома Кузьмич подмигнул:

— Откапывать добро или хоронить?

— И благочинный укатил? — рассмеялся Дубов. — Эк его напугали!

— Благочинный сказал вчера, что раз божья матерь усольская ушла, им, грешным, и бог велел, — сообщил Фома Кузьмич.