Николай Агаянц: Поединок. Выпуск 2

Здесь-то и сокрыт парадокс, некий особый парадокс антигероя.

Отрицательный герой, будучи изображен одной краской, как некое средоточие зла и пороков, — недостоверен, плоскостей и худосочен. Но едва автор пытается изобразить его в некоей полноте человеческих черт, как в портрете его начинают проскальзывать штрихи, вызывающие если не симпатию, то сочувствие, а сие отрицательному герою прямо противопоказано, ибо наше отношение к персонажу — есть бескомпромиссное отношение к тому началу, которое им олицетворяется.

Об этой проблеме стоит поразмышлять, ибо явления не всегда можно расположить линейно, нанизав их на веревочку, один конец которой отмечен знаком плюс, а другой знаком минус.

Парадокс отрицательного героя должен решаться не по упрощенной линейной схеме, а в той объемной социальной реальности, в которой мы живем. Что это значит? Это значит, что зло, олицетворением которого выступает данный индивид или антигерой, не с него лично начинается и не им кончается. Несправедливость, насилие, ложь — различные формы индивидуального и социального зла — всегда бывают порождены большими реальностями, чем данная конкретная личность. И Гобсек и Растиньяк в равной мере и порождения и жертвы своей эпохи, классовых обстоятельств.

Классовый подход предполагает умение видеть в отрицательных персонажах не просто «индивидуальное злодейство», а усматривать проявление определенных социальных закономерностей. При таком подходе, при таком взгляде происходит расчленение между «собственно злом» и тем, кто в силу социальных обстоятельств оказался его носителем. Тогда человеческие черты данного индивида, понимание и даже приятие этих черт не исключает нашего неприятия самого зла, а, наоборот, еще более усиливают это неприятие. Отсюда следует, что антигерой имеет право на изображение не только по реестру своих отрицательных черт, ибо мошенник (Остап Бендер) может быть милым человеком; жулик («Динара с дырками» Льва Шейнина) обладать чувством юмора, а бандит (Лазарь Баукин П. Нилина) горячо и искренне любить свою мать. Это имеет место в жизни, и нет причин, чтобы это не имело места в литературе.

Естественно, такой уровень художественного отображения действительности требует большой меры таланта.

Мы живем в особое время. Поразительная по своему размаху научно-техническая революция в нашей стране, как прямое следствие всей героической истории нашего государства — и на полях битв и в годы пятилеток — породила и порождает ежечасно нового читателя. Ни в одной стране мира нет такого количества учащихся, как в Советском Союзе, ни в одной стране мира нет такой огромной сети библиотек и жажды к чтению. Читатель у нас требовательный, очень умный и много знающий. Поэтому невероятно высока ныне требовательность к писателю: ему много дано, но, соответственно, многое с него и спросится. Одна из главных опасностей, подстерегающих литератора, работающего в жанре детектива, заключается в том, что он отстанет от уровня новых знаний, от развития науки.

А ведь научно-техническая революция вносит интереснейшие нюансы и в область детективно-криминалистического жанра.

...Задумываясь о продолжительности жизни жанра, логично задаться вопросом более частным: сколько живет произведение? А. П. Чехов полагал — то, что он пишет, едва ли проживет более десяти лет. Уже в наше время С. Моэм отмечал, что средняя жизнь романа равна девяноста дням. Справедливости ради, можно заметить, что есть произведения, жизнь которых определяется и меньшими сроками. Правда, это не те произведения, о которых хотелось бы говорить на этих страницах. Но, если говорить о том, сколько живет отдельное произведение — закономерно, то, очевидно, закономерно задаться таким же вопросом о жанре в целом. Если говорить о детективно-криминальной литературе, то ведь, как явствует из истории, правонарушения и преступления были всегда. Однако литература, отражающая это явление общественной жизни, литература детективная, возникла относительно недавно. Поединок сыщика и преступника (или судьи и преступника) в течение тысячелетий истории не становился объектом внимания литературы. «Плутовской роман» при этом можно не принимать в расчет. Только пробуждение общественного интереса к данному срезу жизни вызвало появление того, что мы называем детективной литературой. Спрашивается, сколь устойчив может быть этот интерес? Иными словами, всегда ли читателю будет интересно: кто украл и когда же его поймают?