Исаак Бацер - Позывные из ночи

Только успела та последовать этому совету, как священник уже переступил порог.

Странный это был служитель культа. Прибыл он в Заонежье в обозе финских оккупационных войск. Среди населения ходили слухи, что батюшка не только нес в народ «слово божье», но и весьма активно помогал полиции в сборе сведений о «нелояльных элементах». При этом он не брезговал использовать и таинство исповеди, рассчитывая на то, что богомольные старушки по простоте душевной ничего не скроют от своего духовного пастыря. Особенно интересовали его данные о партизанах. С ними у него были особые счеты: ведь это был тот самый священник, который полураздетым бежал когда-то из Липовиц, когда Орлов нанес здесь удар по штабу.

Батюшка вошел в комнату и осенил крестным знамением поспешившую ему навстречу Александру Федоровну.

— Очень холодно нынче, — заметил он, располагаясь на лавке, под которой схоронилась Валентина.

— Так, может, шкалик принести и закусить, чем бог послал?

— С этим подождем… Исповедовалась? — и он в упор взглянул на старушку своими зеленоватыми глазами.

— Нет еще.

— Что ж, кайся тогда, раба божья…

Александра Федоровна стала каяться: и в вере не всегда крепка, и в еде не очень воздержана.

— Слава богу, что мяса нет, а то и в пост тянет к скоромному, — призналась она.

— Отпускаю тебе этот грех. А теперь скажи: не слышала ли чего об этих разбойниках, которых партизанами зовут?

— Видит бог, не слышала, батюшка.

— Ой ли…

— Да чтоб у меня язык отсох.

— Смотри! А язык пусть будет при тебе: а то как иначе сможешь меня потчевать…

Разочарованный поп прекратил исповедь и долго еще утешался шкаликом. Уехал он лишь час спустя, так и не узнав, что одна из тех, кем он интересовался, все это время находилась на расстоянии вытянутой руки от него.

В ночь на 28 февраля 1944 года Яков Матвеевич Ефимов вновь появился в доме Сергина. Сюда он добрался через несколько часов после того, как совершил прыжок с парашютом в районе деревни Красная Сельга. Николай Степанович, его жена и мать встретили Якова, как родного. А о Маше и говорить нечего: кончилось ее одиночество. Теперь у нее появился верный, испытанный в боях на невидимом фронте товарищ.

— Так вот такие дела, товарищи, — сказал Яков Сергину и Маше. — Иное ныне время пошло, и задачи теперь у нас иные.

— Какие же, Яша? — восторженно глядя на Ефимова, спросил Николай Степанович.

— А вот какие. Конечно, разведданные нашему командованию, как и прежде, нужны. До зарезу. Но этого мало. Дело к развязке идет. Надо нам потихоньку побольше людей для действий в тылу собирать. И действовать надо.

— Это как понять?

— А очень просто: уничтожать следует оккупантов, чтоб земля у них под ногами горела. Тут я кое-чего для этих целей прихватил.

— У Орлова надо нам поучиться, — вдруг сказал Сергии. — Эх, и дал он им в Ламбасручье!

— А откуда знаешь, что Орлов там был?

— Кому же другому? Не случайно и приметы его всюду развешаны, и награду за его голову все увеличивают господа оккупанты. А ты, Яков, на него похож, — вдруг добавил Сергии.

— На кого?

— На Орлова. В приметах как сказано: нос прямой, лицо скуластое, голос глуховатый. И у тебя, как я погляжу…

— Каков Шерлок-Холмс выискался, — рассмеялся Яков. — Да на Руси с прямыми носами, да со скулами, да с глуховатым голосом миллионы. Гляди: и у тебя нос прямой, и скулы есть, и голос глуховатый. Да не ты ли Орлов будешь? Ну-ка, Валя, гляди: Орлов?

— Да брось ты, Яшка, шутить. До Орлова я еще не дорос.

— И опять ошибся: гляди какой вымахал, — хитровато улыбаясь сказал Ефимов и сладко зевнул. — Ну ладно, старче. Утро вечера мудренее.

Яков сразу же возглавил руководство деятельностью разведывательных групп в Заонежском районе. И уже через несколько дней у него была полная ясность о том, каких людей можно будет привлечь к активным действиям.

Все больший масштаб принимала разъяснительная работа среди населения. В доме Сергина систематически слушали Москву. Бабушка в такие минуты выходила на улицу и, делая вид, что чем-то занята, караулила. Остальные собирались в горнице у радиостанции. Окна занавешивали. Маша колдовала у своей «Северянки», и вот уже все взволнованно вслушивались в знакомое: «Говорит Москва!»

Не всегда, конечно, все проходило гладко. Однажды в разгар очередного такого радиослушания в деревню ворвались каратели. Услышав собачий лай и возгласы на финском языке, бабушка подала сигнал, а сама поспешила домой. Как быть? Вот-вот нагрянут с обыском. Надо было задержать карателей, чтобы партизаны успели надежно спрятаться.