Василий Яковлев - Разведчики

Рубцова была пытлива, она часто спрашивала Розенберга о современном немецком искусстве. Из других ее вопросов он составил мнение, что фрау Вероника хочет понять, в чем заключается суть, смысл нового порядка, что несут миру идеи национал-социализма.

Эти беседы доставляли огромное удовольствие Розенбергу. Правда, они случались довольно редко. Но теперь за чашкой кофе они будут встречаться ежевечерне. Он, конечно же, предложит фрау Веронике сервировать стол на двоих.

Кроме того, Розенберг испытывал глубокое удовлетворение еще и при мысли, что его теория «пряника и кнута» дает столь зримые результаты. Он так внимателен к фрау Веронике. И результат налицо. Гордая русская аристократка по своей воле, без малейшего нажима с его стороны согласилась прислуживать ему за столом. Это ли не победа!

Пожалуй, никто, кому предстояло завтра участвовать в операции, не спал в эту ночь. Ворочалась с боку на бок Лиза Веселова. Не снимая мундира офицера гестапо, всю ночь просидел у стола в потайной комнате квартиры Рубцовой майор Петров. Еще и еще раз обдумывал он ту часть операции, которая выпала на его долю.

Не спал Василий Румянцев. Шаг за шагом мысленно проходил он путь, который предстояло совершить ему завтра. С 8 до 10 вечера кабинет Розенберга пустует, шеф в это время ужинает и услаждает себя беседой с фрау Рубцовой. Приемная тоже пуста: Розенберг очень пунктуален и, вызывая подчиненных, обычно не заставляет их ждать. Он считает: никто не должен терять даром ни минуты драгоценного времени, все они принадлежат великой Германии. В приемной только Краузе. Сумрачный, необщительный Вильгельм Краузе, пожалуй, единственный офицер в Приморске, который никак не хотел признать Курта Коха своим приятелем и был холоден с ним. Впрочем, Краузе в это время в приемной не будет. Им займется Петров.

Румянцев отлично сознавал, что, несмотря на продуманность каждого шага, в любой момент может все сорваться. Тогда — полный провал. Не о себе думал Румянцев. Он разведчик и риск — его спутник. Но если Розенберг поймет, в чем дело, документы немедленно будут упрятаны за десять замков. Значит, самое главное — не сорваться. Лучше отложить операцию, если что-нибудь не сладится. Действовать только в том случае, если будет полнейшая уверенность в успехе.

Ну, а теперь спать, спать! Завтра ему понадобится вся его выдержка, все хладнокровие.

И уже засыпая, подумал о Гале. Где ты, родная? Как долго ничего не знаю о тебе. Помнишь ли?

Обер-лейтенант Курт Кох шел не спеша. У здания, где помещался штаб Розенберга, Курт Кох закурил, рассеянно посмотрел по сторонам, взглянул на окна второго этажа. Там помещался кабинет Розенберга и комната, где сидела Рубцова.

Вот она выглянула в окно, кивнула обер-лейтенанту.

«Все в порядке», — отметил про себя Курт Кох и, не останавливаясь, прошел дальше. Шел он медленно, и весь его вид говорил, что обер-лейтенант наслаждается погожим весенним днем, что оснований для беспокойства у него нет, что он пребывает в обычном своем благодушно-беззаботном настроении. Пройдя квартал, он увидел идущего навстречу гестаповца. Поравнявшись, обер-лейтенант отдал честь старшему по званию. При этом он тихо, но четко произнес: «Порядок». И продолжал не спеша свой путь.

На улице сгущались сумерки. Фонарь в подъезде штаба Розенберга горел тускло, и часовому была видна только небольшая освещенная площадка перед подъездом, дальше — густая сплошная стена тумана. И когда перед дверью неожиданно возникла фигура капитана войск СС в низко надвинутой фуражке и блестящем черном плаще, часовой вздрогнул: туман поглощал все звуки, и солдат не слышал ни рокота подъезжающей машины, ни близящихся шагов.

Вытянувшись, он вопросительно смотрел на капитана. Офицеры гестапо в последнее время были частыми гостями в штабе, но обычно позже, в это время — личное время генерала — они не появлялись.

— К господину генералу со срочным сообщением, — отрывисто бросил капитан.

— Господин генерал отсутствует, будет после десяти, — как было велено ему, ответил часовой.

— Тогда его адъютанта!

Солдат вошел в подъезд, плотно прикрыв за собой дверь. Снимая трубку, он видел сквозь стеклянную дверь, что гестаповец стоит на крыльце, нетерпеливо постукивая перчаткой по плащу.

Через несколько минут вниз спустился Краузе. Лицо его было еще более хмурым и неприветливым, чем всегда. Тревожить шефа он не смел. Не выслушать гестаповца тоже не смел. Предчувствовал, что ему все же придется тревожить генерала — с гестапо шутки плохи. И заранее злился и на этого капитана и на свою судьбу. Капитан не вошел в подъезд навстречу Краузе. Он ждал его на крыльце. Поеживаясь, Краузе шагнул в пронизывающую сырость.